ровные и явно вставные зубы.
– Почему «врет»? Вам вечной жизни никто не обещал! Если вы в шестьдесят шесть выглядите на сорок, что ж в этом плохого? – Яна заступилась за его косметолога, подумав, что Асе пора носить очки, потому что из-за морщин меньше чем на пятьдесят их собеседник выглядеть никак не мог.
– Я же балетный… – мечтательно развалился в кресле Ярослав Львович.
– Что? – не поняла Ася.
– Балетный… Артист балета я, танцор, – пояснил он, ловко закидывая ногу на ногу.
«Теперь понятно, откуда у него такая выправка и стройность, – подумала Яна. – Не видела ни одной растолстевшей бывшей балерины. Это, видимо, адски тяжелый физический труд, поэтому сила воли, осанка и выдержка остаются с танцовщиками на всю жизнь. У всех артистов балета и особая походка, и посадка головы, и фигура, и общий тонус. Главное, что они не едят помногу по привычке».
– Меня отдали в балет в четыре года, и вот… Ушел я оттуда глубоким стариком по балетным меркам, в сорок лет. Танцевал сначала в кордебалете, лет десять – мои самые счастливые годы – сольные партии, ну а потом сил уже стало не хватать и скатился снова до кордебалета. Вовремя понял, что лучшее время прошло, ушел, считаю, тоже вовремя. Это самое главное в жизни – все поступки, все действия совершать вовремя, не спешить и не опаздывать.
– На кладбище? – недоверчиво посмотрела на него Ася.
Ярослав Львович рассмеялся.
– Я понимаю ваше недоумение. Из-под блеска софитов прямо сюда, на кладбище. Не то искусство! Если бы мне, молодому перспективному артисту балета, кто-нибудь сказал, что я буду директором кладбища, я бы никогда не поверил! Но жизнь – штука сложная… Видите, как получается… Я же, когда из театра ушел, очень многого лишился… Естественно, сначала пытался найти новое место в жизни, как и все наши ветераны. Пробовал стать учителем танцев – не пошло… Не мое это. Нерадивые ученики раздражают. Я сразу срываюсь, да и объяснить ничего не получается.
– Здесь-то спокойнее, – с понимающим видом согласилась Ася под смешок Леши.
– Чтобы быть педагогом, надо иметь призвание, – строго посмотрела на подругу Яна, почему-то встав на сторону Забродского.
Теперь она восторженно смотрела на него, хотя подсознательно чувствовала, что это неправильно; она знала себя – это означало, что он начинает ей нравиться как мужчина, что он ей интересен.
– Танцевать в кабаках, ночных клубах и балаганах было ниже моего достоинства, – потупил взор Ярослав Львович. Было ясно, что он хочет многое вспомнить, но боится чересчур раскрыться перед посторонними. – После сольных партий на самых знаменитых сценах мира стареть под водочку с селедочкой, в дыму и угаре, и вспоминать прошлое? Эх, сколько наших там спилось, если бы вы знали… Да еще и боль от старых травм. А ничего другого я не умел, поэтому готов был хоть в петлю… Наверное, это называется депрессией. Я даже плохо помню этот период жизни. Спас меня мой бывший врач, травматолог… Много лет он лечил мое несчастное
