очередников, так и силуэтно бредущих по своим неведомым делам редких прохожих.
Один из таких вот редких, все еще неважнецки различимый в сумраке, низкого росточка мужичонка с сидором, заброшенным за левое плечо, неожиданно притормозил и еще более неожиданно окликнул:
– Юра?!
– Федор Михайлович? – после паузы, неуверенно, ориентируясь исключительно на знакомый тембр голоса, отозвался Юрка. – Это вы?
Мужичонка сделал несколько шагов навстречу и теперь окончательно материализовался в образе и подобии «Достоевского».
– Юра! Жив, курилка?! Ай, молодца! Давай-ка отойдем в сторонку, поговорим.
– Я отойду ненадолго, хорошо? – обратился Юрка к стоящей за ним женщине. Та молча и безучастно кивнула.
Старый и малый добрели до Фонтанки и встали против ветра, упершись для устойчивости спинами в обледенелый гранитный парапет набережной.
– Это ж сколько мы с тобой, брат, не виделись?
– С прошлого октября.
– Да, где-то так. Прости, что не захаживал. Я почему-то был уверен, что вы эвакуировались. С такой-то малявкой на руках.
– Нет, не получилось у нас.
– Что твои женщины? – В голосе Федора Михайловича проступила неподдельная тревога. – Бабушка? Ольга? Живы?
– Живы. Только бабушка плоха. Да и Ольга голодная вечно. И ноет все время.
– Но, самое главное, держитесь?
– Пока да, – понуро кивнул Юрка.
– Да, брат, невеселые дела. Значит, бабушка, говоришь?..
– Последние недели еле-еле на работу, а потом с работы доползает. А в подъезде самостоятельно спуститься-подняться давно не может. Только со мной.
– Неужто Ядвига Станиславовна так в библиотеке и работает?
– Без ее служащей карточки нам бы совсем каюк. Сегодня, в кои-то веки, выходная. После дежурства. Хоть отлежится немного.
– Знаешь, а мне и в голову не могло прийти, что Публичка по-прежнему работает.
– Работает. Не как часы, конечно. Но работает.
– Поразительно. И что же – и читатели есть?
– Есть. Немного, конечно, но все равно.
– Чудеса. Впрочем, это лишний раз доказывает, что ТАКОЙ город фашистам не по зубам. А ты чем занимаешься? В школу ходишь?
– Редко, на мне же все хозяйство. Вон, – Юрка махнул в сторону очереди, – когда занимал, семи часов не было. А теперь, раз к открытию хлеб не подвезли, запросто можно еще полдня простоять.
Юрка сглотнул слюну, вспомнив о загаданном было школьном супе, и поспешил сменить тему:
– А как ваши, дядь Федя? Димка, тетя Катя?
– Нету больше, брат, ни Димки, ни Кати, – с болью, не сразу отозвался «Достоевский». – В декабре. Друг за дружкой. С разницей в три дня. Ушли.
– Извините.
– Да какое тут,
