сто назад старухи по праздникам одевали, когда еще не старухами были, а молодыми девками… такими вот, как эта. Ишь, глазища-то! Как два моря! Эх-х…
Непроизвольно вздохнув, Серега прибавил скорость – с девками ему пока что-то не очень везло. До армии никого не было, никого серьезного, да и вот, после службы что-то не очень клеилось. Ну, так ведь недавно и вернулся, какие наши годы? А этому парню, Родиону – так ведь его зовут, кажется – с девчонкой повезло. Интересно, кто она ему? Неужели – жена? Что ж, в таком случае только позавидовать можно. А вообще-то – оба они странные. Одеты – черт-те как! На парне – рубаха длинная, стариковская, красным пояском подпоясанная, такие же стариковские штаны, а уж обувь… башмаки, вроде как кожаные, но – наподобие лаптей, с оплеткой.
– Извините-простите, это что же у вас за одежка-то?
– А, честно сказать, с пугала сняли, – как-то не сразу отозвался Родион. – На попутках добрались, жарко, употели все, а тут – речка. Ну и решили выкупаться… Плавали, глядь – ни одежды, ни чемодана. А тут, на огородах – пугала… Ну, не голыми же идти? Вообще-то мы – туристы, слет у нас тут.
– Угу, угу, – покивал шофер. – Туристы, значит? А где вы купались-то? Случайно, не у железнодорожного переезда?
– Да… вроде там.
– Тогда понятно. Извините-простите, местечко приметное.
– А что такое?
– Да так… Мазурики всякие, шпана городская – как раз у переезда отдыхать любят. Сколько их не отваживали, а все без толку. Ну, ничего, дайте срок, всех комсомольцев в станице подымем… А вы где живете-то?
– Далеко, на севере, в лесах…
– Из староверов, что ли?
– Ну… почти.
– А я так и подумал! – засмеялся шофер. – Говор у вас уж больно чудной – на старинный лад. Особенно вот, у… Ой… Забыл ведь имя-то, извините-простите…
– Хильда я…
– Что-о?! – шофер повернул голову. – Не расслышал, извините-простите.
– Лидой мою супругу зовут, – улыбнулся парень.
Обычный такой, но смазливый, из тех, что девкам дюже нравятся, не слабый, мускулистый, высокий, патлы нестриженые, светлые, а глаза – карие.
– Радик, извини-прости, спрошу – а ты что такой лохматый-то? Не из попов часом? Или, может, этот… семинарист.
– Да нет… – усмехнувшись, Родион прислушался к ровному шуму мотора и, одобрительно кивнув, похвалил. – А движок-то, я смотрю, ничего!
– Ха! Ничего? – обиженно дернул плечом водила. – Да я его только весной перебрал! Теперь и оборотиков прибавить можно… Восемьдесят запросто прет! Ну… недолго, правда, дольше нельзя – греется. Да и вкладыши коленвала полететь могут, стеллабитовые, плавятся, гады, а масла для смазки не хватает – конструкцией мотора не предусмотрено. Зато цилиндрам сносу нет и кольца хромированные. Вообще, движок – что надо! Да что я тебе рассказываю, ты ж сам, говоришь – шофер.
– Шофер, – кивнул Родион… и хотел было добавить, что на таком музейном старье отродясь не ездил, но не успел – расхваленный Серегой двигатель вдруг зачихал… и заглох.
– Вот черт! – остановив катящуюся по инерции машину, выругался водитель. – Ведь только что… Сейчас, извините-простите, гляну.
– Пойду, помогу… – Родион нежно погладил по щеке девушку. – Милая, ты как? Не тошнит от скорости?
– Не тошнит, – улыбнулась Хильда. – Только жарко. А скорость… так она на лошади куда как больше чувствуется. А здесь что – сел да сиди. Только вот запах… не то, чтобы неприятный, но – незнакомый какой-то.
– Бензин.
– Вот видишь – ты здесь все знаешь. А значит, и мне не из-за чего беспокоиться. К тому ж я тебе обещала ничему не удивляться… вот и не удивляюсь. Но, когда одни останемся – тебя много чего спрошу.
– Спрашивай, – хохотнув, молодой человек чмокнул девушку в щеку и выпрыгнул из кабины, галантно подав руку. – Прошу.
– Вспомнила! – спрыгнув на обочину, Хильда радостно всплеснула руками. – У Влекумера-жреца так же вот снадобья пахли. Ой… сколько ромашек здесь! И васильки, и колокольчики. Пойду, нарву на венок?
– Рви, милая.
Девушка улыбнулась, слегка качнув головой, в темно-голубых, глубоких, как океан, глазах ее вдруг вспыхнули лукавые искорки.
– Ах, если бы не этот возница. Как ты его назвал?
– Шофер.
– Шо-фер. Кажется, он неплохой парень. Забавный. Я бы даже сказал – смешной. Но – славный, да-да, славный. И нерешительный… такой же, как – иногда – ты.
– Это я-то – нерешительный?
– А помнишь нашу свадьбу, там, в Галлии?
