Около тридцати наших было в Филадельфии, но там некоторых забрали в Программу. Мы еще не знаем, скольких потеряли. – Он потупился. – Скоро у нас будет больше безопасных мест, чем людей.
Микроволновка пискнула. Кас выложил буррито на бумажную тарелку и поставил на стол. Джеймс присел рядом со мной и схватил лепешку, сразу прокричав с полным ртом, что слишком горячо и есть невозможно.
– Я никогда в Программе не был, – рассказывал словоохотливый Кас, – но из-за эпидемии потерял брата.
Ощутив острую боль в груди, я подняла взгляд:
– Я тоже.
– А младшая сестра пропала, – добавил он. – Скорее всего тоже умерла. После смерти Хенли она словно свихнулась, превратилась в настоящего параноика. Твердила, что наши телефоны прослушиваются, а за ней следят. Оказалось, она была права. Я с улицы видел, как хендлеры приезжали за ней к нам домой.
– Сколько ей? – спросил Джеймс.
– Сейчас было бы четырнадцать.
Мне стало дурно при мысли, что совсем девочка, почти ребенок решилась на такой отчаянный шаг, как бегство из дома и даже самоубийство.
– Сочувствую, – сказала я, пододвигая свою буррито Джеймсу.
Кас засопел.
– Спасибо. Я представляю, как однажды она вернется, я ее обниму, а потом посажу под домашний арест до конца жизни. – Он засмеялся, но было видно, что он не верит своим словам. Не надеется, что его сестра когда-нибудь вернется. – Кас оттолкнулся от стола и прерывисто вздохнул: – Пойду. Я здорово устал, долго за рулем просидел. Надо выспаться перед совещанием.
– Спасибо, – быстро сказала я. – Спасибо за помощь.
– Надо помогать друг другу, – отозвался Кас, – иначе у нас ничего не получится. Комната в конце коридора ваша, но предупреждаю, – добавил он с улыбкой, – обстановка очень скромная.
– Черт, – притворно огорчился Джеймс, – а я-то рассчитывал на маленькие шоколадки на подушке по утрам!
– В следующий раз, обещаю.
Когда Кас вышел, Джеймс пододвинул тарелку с едой мне, жестом предложив приступать. Доев, мы взяли по бутылке воды с пола рядом с холодильником. Хотя на дворе был день, казалось, что сейчас полночь – в бегах день и ночь быстро смещаются.
Дойдя до конца коридора, Джеймс распахнул дверь и засмеялся. В маленькой комнате стояла односпальная кровать и ветхий деревянный комод. Окон не было. Под потолком горела голая лампочка.
– Ух ты, – сказал Джеймс, поглядывая на меня. – Надеюсь, это не обман зрения?
Я вошла, с облегчением отметив чистые на вид простыни на матраце. Джеймс запер дверь, бросил спортивную сумку на комод и стоял, оглядывая комнату. Я присела на краешек кровати.
– Здесь не обойтись без женской руки, – сказал он, глядя на меня. – Ты как, не против?
Я улыбнулась, зная, что он говорит не о моих умениях украсить жилище. Но меня очень беспокоила судьба Кевина и состояние Лейси. Вообще меня многое беспокоило.
Джеймс,
