Не знал тогда Бойша, что куплец Заячье Ухо не кого попало, а именно его поджидал на постоялом дворе. Немалый куш отвалил Громадину Зван Точило, чтобы спровадить женишка подальше. Тут как раз дело подвернулось, заказное. В Нижний, на ярмарку, яблоки доставить из Кундалокмы. Покуда туда — неделя, покуда в оборот до Муромского посада — седмица. Да от Мурома по Оке до Нижнего, да там, на ярмарке, торговля. Раньше Покрова-дня Бойше обратно никак не воротиться. А там и свадьба с Покрасом подоспеет, не до жердяя Талае Званне будет… И-и-эх…
Хитро все обставил старый проф, и себе не в убыток, и для дочери, дурищи малохольной, на пользу. Ну, на то он и равный среди первых в итерском сообществе Россейщины, самого нарука Стило Трошсына зам.
Вот и трясется Бойша с возчиками по ухабистой лесной дороге, слушает скрип колесный и мается болью сердечной. Эх, шапка оземь, что ж за жизнь такая, копеешная-то, а?..
Вот кабы надыбать где капиталу, монет тыщ хотя б пять! А лучше — двадцать, чтобы коня купить, «Самсона», что по Становой плеше бегает. Вот тогда б небось не воротил бы от него нос Зван Мехсын! Давно проф свою конюшню заиметь хочет, да Брань Смагсын, чистунский куплец из княжеских заемщиков, что коней по всей Россейщине гоняет, цену за «Самсона» заломил несусветную.
Бойша представил, как он, в синем набивном кафтане, в сапогах бутылками и при начищенном шлеме, является к профу и тихонько так, без позерства, говорит: «Я тут, Зван Мехсын, коняку прикупил, да. И имею желание дочерь вашу пригласить прокатиться, и вас с супругой, само собой. Рад буду, весьма…»
«От такого оборота дел, — улыбался Бойша, — вылезут глаза у Точила на самый лоб, клянусь Великим Постулатом!»
Домечтать сладкость самую не дал дядька Архип — заматерился, защелкал кнутом.
— Что там? — недовольно крикнул Бойша, привставая на локте. Возчик, что правил телегой, где сидел приказчик, уже бежал обратно от первой подводы.
— Лисина дохлый на дороге валяется, Бойша Логсын! Ну, лошадь у дядьки Архипа и встала, уперлася.
— Чего ж он сдох-то? — нахмурился Бойша.
— Да хрен его знает, тварюгу. Можа, недужный был, а можа — сам собой, в очеред. Время, стало быть, пришло… Но знак недобрый, тесть мой, охотник, царствие ему, любил приговаривать: «Живой лис — к разору, а мертвый — к замору!»
— Тьфу ты! — Бойша откинул полу тулупа, спрыгнул на мягкую глину дороги. — И чего? К какому замору-то? К рыбьему?
— Почему к рыбьему? К смерти это…
— Это к чьей же смерти-то, а?! — Бойша навис над возчиком, сдвинув брови.
— Не, ну я не знаю… Попутамши, может, чегось… — Уловив наконец настроение приказчика, возчик замялся, и, чтобы скрыть робость, заорал на лошадь: — Н-но, пошла! Пошла, шкелетина! Сыть волчья, племя косоротое! Н-н-но!
Махнув рукой, Бойша широко зашагал вперед, обгоняя телеги, и вскоре поравнялся с первой подводой. Архип Скворец вел свою лошадь
