этим искусством, тоскует на уроках по живому слову человеческому, одинокий, как Робинзон Крузо.
Выйдя на середину, Крыса, тощая и добродетельно плоская, как доска почёта, медленно поворачивает коротко остриженную маленькую головку и стекляшки пенсне на ее длинном носу зловеще посверкивают, как перископ вражеской подлодки перед торпедной атакой. Сурово оглядев наш печально поникший строй, Крыса воспроизводит на узенькой мордочке выражение тяжелого индустриализма, в соответствии с «текущим историческим моментом».
Шестимесячно кудрявые пионервожатые из старшеклассниц таращатся на парторга, и, изо всех комсомольских силёнок, нагнетают на свои легкомысленные, как воздушные шарики, мордашки такой же очугунело казенный восторг, каким сияют лица советских людей на плакате «Пятилетку – в четыре года!» Когда всё пионерское руководство прочно зафиксировало на лицах выражение восторженного кретинизма, Крыса начинает вещать ржаво пронзительным голосом, проникающим со скребучей настырностью в пацанячьи набалдашники, даже сквозь броню самых интересных мыслей.
Вздохнув, переступаю с ноги на ногу. В уши лезет Крысиный голос, расчленённый на казённые слова, которые отторгаются сознанием. Но и отверженные, они втискиваются между мозговыми извилинами и раздражают соображалку:
– … чем ближе наша страна к завершению строительства социализма, тем острее классовая борьба, тем больше врагов у советской власти!
Это слышу я давно. Позавчера, когда мама была на работе, папа и дядя Костя Харнский на кухне чай пили. У них были «окна» между лекциями. А я в комнате сидел – над трудной задачкой по арифметике пыхтел. В задачке трое рабочих копали яму… И, вместо того, чтобы измерить её кубометрами, заработанные деньги получить и дружно пропить, они стали работу делить… на части! – ещё и сравнивая части друг с другом.
Я сразу же вычислил, что эта дележка до добра не доведёт – они подерутся! Потом подумал, что в условии задачи нет главного: зачем копали? Клад искали? Конечно, не нашли, – клад-то заколдованный! Сквозь размышления о том, как надо откапывать заколдованные клады, слышу я, как смеётся папа, а потом – дядя Костя. И удивляюсь: почему смеются не вместе, а по очереди? Приоткрыв дверь, слушаю. Говорит дядя Костя:
– Приехал сдавать партминимум парторг из деревни. Ему – вопросик по Марксу: «какая страна ближе к социализму?» Парторг чеканит: «Харбин!» Удивляется комиссия: «почему?!» «Там колчаковщина сгуртовалась… а, как учить товарищ Сталин, чем врагов бильше, тем к социализьму ближче!»
Папа засмеялся:
– Смекалистый мужичонка… на-аш – сибирский… Но, вот, ты, умный профессор, объясни мне, бестолковому профессору, почему классовая борьба обостряется при завершении строительства социализма? Почему враги социализма те, кто кровь за социализм проливал? Зачем безграмотных дубарей, чуть не силком, тащат в Партию, превращая
