к умиротворению церкви, Илия послал к нему игуменов палестинских пустынь, среди которых был и Савва, с такою письменной просьбой:
«Избранных рабов Божиих, благих и верных пустынножителей, а с ними и Савву, главу всей пустыни и всей Палестины светильника, с молением посылаем к вашей державе. Ты же, о царь, приняв их труды и старание, прекрати вражду в Церкви и не позволяй умножаться злу: мы знаем, что ты печешься об угождении Богу, давшему тебе царский венец».
Игумены прибыли в Константинополь, и когда входили в царские палаты, то Савва шел позади всех. Сторожа, стоявшие у дверей, увидев его в худой и заплатанной одежде, приняли его за нищего и не пустили войти. Царь, приняв с честью пришедших к нему отцов и прочитав послание патриарха, спрашивал, кто из них Савва, которого так хвалит патриарх в своем послании? Отцы огляделись вокруг и говорили, что он шел вместе с ними, но они не знают, где он остался. Тотчас царь велел его искать, и его насилу нашли стоящим где-то в углу и читающим псалмы Давидовы. Когда его вели к царю, тот увидел идущего перед ним светоносного ангела и, догадавшись, что Савва – человек Божий, почтил его, встав с престола, а затем велел всем сесть. Во время продолжительной беседы блаженный Савва подвизался больше всех отцов, бывших там, боговдохновенными словами увещевая царя умиротворить Церковь и обещая ему за то от Бога победу над врагами. Мало успеха имели присланные отцы и были отпущены домой, а преподобный Савва остался, пока не убедил царя и не примирил его с патриархом Илией. Преподобный перезимовал в Византии, часто бывая у царя и беседуя с ним о православии и об Иерусалимском патриархе. Ему позволен был беспрепятственный доступ во дворец; он мог, когда хотел, входить и уходить, без всяких задержек и справок со стороны сторожей, и за сие время убедил царя не гневаться на патриарха и даровать мир палестинским церквам. Затем он возвратился в Иерусалим, богато одаренный царем на дорогу. Он получил от царя до двух тысяч золотых монет, которые принес к себе и разделил между своими монастырями, а известную часть послал в Муталасское селение, где родился, чтобы в отцовском доме построили церковь во имя святых мучеников Космы и Дамиана.
Блаженный патриарх Илия, приобрел, благодаря святому Савве, мир для палестинских церквей и для себя, недолго пожил в спокойствии: еретики не переставали наговаривать царю и восстановлять его против Церкви Христовой и ее пастырей, чтобы досадить им. Поэтому царь назначил собор в Сидоне[292], поставив во главе его двух епископов, разделявших зловерие Евтихия и Диоскора[293], а именно: Сотериха, епископа Кесарии Каппадокийской, и Филоксена Иерапольского[294], с тем чтобы на том соборе прокляли собор Халкидонский, а Флавиана и Илию низложили с престолов. Так и случилось: собрался беззаконный Собор, и нечестивцы с помощью царя изгнали с бесчестием блаженного Флавиана, патриарха Антиохийского, не пожелавшего присоединиться к их Собору, а вместо него престол принял нечестивый Севир[295] и много бед причинил православным, не желавшим
Это было в конце 511 г. Сидон – древнейший город Финикии, на берегу Средиземного моря, недалеко от горного хребта Ливана с прекрасною гаванью. Христианство появилось в Сидоне весьма рано, и еще при земной жизни Иисуса Христа у Него было там много учеников. Впоследствии Сидон был несколько раз разрушаем, потом восстановляем и, наконец, окончательно пал; в настоящее время известен под именем Саиды, с 10000 жителей, преимущественно мусульман.
Представители и ересиархи монофизитов: Евтихий – настоятель и архимандрит одного из константинопольских монастырей, Диоскор – патриарх Александрийский с 444 по 451 г.
Самые ревностные и изуверные последователи монофизитства, особенно Филоксен, епископ Иерапольский, по прозвищу Ксенайя, силою заставивший местное население, через преданные ему шайки фанатических монахов, принять монофизитскую ересь, причем православный патриарх Антиохийский был замучен до смерти.
Севир – патриарх Антиохийский с 512 по 518 г., один из умеренных представителей монофизитской ереси, признававший во Христе только одну природу Божественную, которая будто бы совершенно поглотила в Нем человеческое естество. Но Север, настаивая на единой природе Христа, допускал, однако, в ней различие свойств Божеских и человеческих и признавал, что плоть Христова до воскресения была, подобно нашей, тленной.
