двухдневного тренинга было принято решение, что мы должны надеть белые сорочки, длинные юбки и быть причесанными соответственно этикету.
– Морошкина, если увижу тебя в панталонах, я не знаю, что сделаю! – сердился дядя Миндия, так оригинально окрестив мои наимоднейшие шорты!
– Марикуна, никаких браслетов с бубенчиками, серег и широких поясов, вы же не восточные танцовщицы, – добавляла Тамуна.
– Кетуша, приди одетой, ты же не на пляже! – продолжал «кутюрье» нашего нового мероприятия маэстро Миндия.
«Пансион благородных девиц» был готов к первой проверке.
Стол блистал красотой и совершенством. Свежие цветы «Иван да Марьи» символически украшали его. Столовые приборы из серебра, отделанный золотом белый сервиз «Лемонжи» ожидали знающее этикет общество.
– Какого черта столько вилок? – ворчала я и мысленно повторяла: «Сперва маленькая, потом средняя и, наконец, большая для горячих блюд». – И сдались мне эти чёртовы горячие блюда!
Кети ежеминутно поправляла строптивые ленточки на сорочке, испытывая явный дискомфорт.
Марикуна в длинной черной юбке и белой гипюровой сорочке с камелиями напоминала знатную особу XVII–XVIII веков.
– Дитрих, мон ами, подай, пожалуйста, этот малиновый соус, – обращалась необычайно красивая, будто изваянная из воска пожилая дама к сидящему напротив меня в накрахмаленном жабо мужчине.
– Марго! Вы изменили вашей привычной диете и едите сладости? – удивлялся господин Дитрих, угощая малиной прекрасную даму.
– О, Дитрих, разве много искушений осталось в этой зряшной жизни, выглядящих так аппетитно и эстетично, что так и хочется попробовать.
Мы с Кети под столом с излишней горячностью долбали друг друга ногами. У обеих от еле сдерживаемого смеха защемило жилку на шее.
Аромат злосчастной «Мадам Бовари» развеял колдовство. Марикуна, часто моргая своими нежными голубыми глазами, обратилась к соседу.
– Можно мне одну ложечку?
Пожилой обладатель великокняжеской фамилии взял на себя функции кавалера, утонченно подающего блюдо, однако из-за одного нагло-неуклюжего движения Марикуны выронил его содержимое на ее белую рубашку.
– Фу ты, обосралась! – Эти слова, как гром среди ясного неба, прокатились над застольем избранных. Пенсне, лаклоновские платки, перчатки с монограммами, мундштуки в едином порыве оказались на столе. А нас так же синхронно выдворили с традиционного семейного праздника.
Срезались!
Время не ждало, приближался визит Маргарет Тетчер. Мы, как «безнадежно испорченные», не поддавались даже дрессировке! Не выписали бы они Бугримову из Москвы? Короче, без нас обойтись было всё равно нельзя, а вот разумный, взрослый, 26-летний зять Малхаз вел себя согласно протоколу.
Леди
