самыми редкими были смертные люди. Волк бродил по этому яростному миру уже столько времени, что даже ему самому оно казалось бесконечным. Одинокий, потерянный уже так давно, что в его сознании начали складываться новые образы, рождённые одиночеством; мысли бежали по непредсказуемым, случайным тропам. Мало кто сумел бы разглядеть разум в диком блеске его глаза, но разум был там.
Волк кружил с низко опущенной головой. Мощные мускулы перекатывались под тусклым белым мехом. Единственный глаз буравил лежавшего человека.
Яростное сосредоточение работало, удерживало предмет интереса в состоянии безвременном – случайное последствие силы, которую волк вобрал в себя на этом Пути.
Волк мало помнил об иных существующих мирах, за пределами Хаоса. Он ничего не знал о смертных, которые поклонялись ему как богу. Однако определённое понимание пришло к нему, инстинктивное чувство, которое говорило о… возможностях. О потенциалах. О выборах, которые стали доступны волку в тот миг, когда он нашёл этого слабого смертного.
Но всё равно зверь колебался.
Риск был велик. И решение, которое сейчас набирало силу в его голове, заставляло волка нервно дрожать.
Волк продолжал кружить, подходя по спирали всё ближе и ближе к бесчувственной фигуре. Наконец взгляд одинокого глаза упал на лицо человека.
И зверь понял, что этот дар – истинный. Ничто иное не могло объяснить то, что зверь увидел в лице человека. Дух-отраженье, точное в каждой черте. От такой возможности нельзя отказаться.
И всё же – волк колебался.
Но лишь до того момента, пока перед его внутренним взором не встало древнее воспоминание. Образ, замороженный, поблекший, источенный временем.
Но этого хватило, чтобы спираль замкнулась.
И всё свершилось.
Он заморгал своим единственным целым глазом, а затем увидел бледно-голубое, чистое небо. Рубцовая ткань, скрывавшая то, что осталось от второго глаза, безумно зудела, будто насекомые забрались под кожу. На голове у него был шлем с поднятым забралом. Снизу острые камни впивались в тело.
Он лежал неподвижно, пытаясь припомнить, что же произошло. Вот перед ним распахнулся тёмный разрыв – он упал туда, полетел туда. Лошадь под ним исчезла, звон тетивы. Чувство тревоги, разделённое со спутником. Другом, который скакал рядом. Капитаном Параном.
Ток Младший застонал. Локон. Безумная кукла. Мы попали в засаду. Обломки памяти срослись воедино и вызвали волну страха. Он перекатился на бок под дружное возмущение ноющих мышц. Худов дух, это же не равнина Рхиви.
Во все стороны, насколько хватало глаз, раскинулось поле изломанного чёрного стекла. В сажени над ним висела в недвижном воздухе серая пыль. Слева, примерно в двухстах шагах монотонный плоский ландшафт нарушал холм.
В горле саднило. Глаз слезился. Солнце над головой пылало. Закашлявшись, Ток сел, и под его телом захрустел обсидиан. Он увидел рядом свой роговой изогнутый лук, потянулся
