проснулся в слезах,Я рассолу хлебнул, я пришел на причал,
Я остался в слезах, узрев, какие мы здесь.
Гвент объяла печаль,
Ведь принцессу прекрасную жаль,
Вселенская скорбь,
Эссельта-Морхольт,
Странная смесь.
Плыви, принцесса, плыви,
Смелей, не робей, себя не жалей,
Плыви над темной водой, под темной звездой, в темный Улад
И добрую весть неси нам скорей,
Что славный монарх,
Отец гвентарей,
Вернулся назад.
– Н-нууу, завыл, пьянчуга… – в воцарившейся ломкой больной тишине с палубы «Гвентянской девы» донесся наполненный ядом горечи и злости тихий голос эрла. – Эй, Кириан! Если не хочешь проделать весь путь до Улада вплавь, кончай немедленно песнопения и неси свою проспиртованную утробу сюда! Да пошевеливайся, сикамбр, чтоб тебя сиххё утащили! Отлив на носу!
– Трусы… Все трусы… все до единого… – бормотал певец, поспешно закидывая арфу за плечо и устремляясь по шаткому трапу наверх. – А трусливей всех – я… Но это только судьбу битвы решают храбрецы… А судьбы держав решают трусы.
– Чего ты там еще бухтишь? – неприязненно прорычал Ривал, и удивился, когда его вопрос заставил похмельного барда внезапно остановиться посреди трапа, хлопнуть себя арфой по лбу, развернуться и броситься назад.
– Эй, ты куда?!
– Я это… сейчас… семнадцать мгновений – и я в ваших объятьях… – пообещал через плечо Кириан, выудил из-за пазухи круглую разукрашенную гербами коробочку размером с ладонь и торопливо наклонился, огрев себя по затылку саксофоном, съехавшим от такой акробатики с привычного места.
– Чего это ты?.. – подозрительно прищурился эрл.
– Подарок… принцессе… на свадьбу… – натужно просипел музыкант, быстро работая пальцами свободной руки.
– …И сейчас моя сестра Эссельте Златокудрая плывет в Теймре, столицу Улада… чтобы выйти замуж за Морхольта… первого рыцаря короля Мугена… брата королевы Майренн… в обмен на свободу отца… и обещание не нападать на них… пока они ведут войну с эйтнами на севере. Ну и некоторых торговых преференций…
Шепот раненного тихо сошел на нет, и Серафима обеспокоенно вытянула шею, вглядываясь в бледное, как простыня, лицо и закрытые глаза кронпринца на предмет видимых еще признаков жизни.
– Всё, уходите, уходите, уходите, – почти беззвучно, но от этого не менее гневно обрушился на них суровый чернобородый старик в синем балахоне, расшитом серебряными алхимическими символами, размахивая руками как на непослушных кур.
Он не покидал комнаты ни на минуту, неприязненно буравя мрачным взором затылки настырных иностранцев с того самого момента, когда полуживой Горвенол не понятно почему согласился их принять.[9] И теперь, при первой же возможности, главный знахарь-алхимик королевского двора Гвента попытался
Может быть, потому, что отказать в аудиенции четверке чрезвычайно настойчивых гостей, влетевших в его окно, было в его положении несколько затруднительно.
