на Веру набросился, она за спиной у Павла стояла. Он ее лапой как ударил, она метра на три отлетела. Потом принялся за него. А Пашка, как увидел свою жену бездыханной, сам на медведя бросился, у него финка была здоровая такая, вот он с ней на бурого и пошел. Какая битва там была, никто не знает, нашли его в объятиях мертвого медведя. Думаю, косолапый перед смертью усрался, – он же, дурак, не знал, что за Верку Павел и льва бы загрыз», – закончил рассказчик. «Жалко Веру!» – промолвил я. «А че ее жалеть, полежала в больнице месячишко, а потом через год снова ему родила. Это Пашка месяца три отходил, а бабы живучие, их просто так не укокошить», – обрадовал меня напоследок Серега.
Снова загудел двигатель вертолета, засвистели его лопасти, и машина оторвалась от земли. Внизу стояли люди, махая нам на прощанье, каждый со своей неповторимой судьбой и своим счастьем. Мы с ними никогда больше не увидимся, и от этого становится щемяще грустно.
Пень
Интересное слово такое – Сибирь. Одни при этом слове представляют бесконечные вагоны-теплушки с сотнями заключенных, для других это буровые вышки, нефть, газ, для третьих просто название на карте с редкими вкраплениями городов в бесконечной тайге. Особенно здесь, в полудохлом Старом свете, где кичатся своими либеральными законами, непонятен и страшен тот далекий мир, где слово «педераст», или как там их называют покороче – «пидер», никогда не заменят на красивое слово «голубой» или «человек нетрадиционной ориентации», там пидер всегда будет пидером. И так в отношении многих других слов и людей, там всё называют своими именами. Да и люди там совершенно другие – если ты кому-то не нравишься, он не будет растягивать свои губы в фальшивую американскую улыбку, его лицо будет настоящим.
Он уехал в ту далекую страну не за деньгами, хотя платили в те времена там больше чем где-либо. Его личная жизнь в Риге треснула, и он, отколовшись от уже бывшей семьи, укатил за Урал. Там в небольшом городке поступил на курсы экскаваторщиков, за три месяца их закончил и принялся копать сибирскую землю для газовых и нефтяных труб.
Их сажали в вертолет и закидывали на десять дней за несколько сотен километров, где их домом становились будки на колесах, в каждой из которых размещалось по пять-шесть человек. Одни валили вековые деревья, другие срезали с них ветви, третьи копали на экскаваторах и рулили на бульдозерах. Такая бригада из тридцати человек была единым организмом, каждый вкалывал на совесть, но у каждого был свой характер и своя история.
То, что чеченец Руслан кого-то там у себя в горах отправил к праотцам, здесь знали все. После отсидки большого срока он не стал возвращаться домой, где его ждала кровная месть, а прикатил сюда. Татарин из Казани орудовал бензопилой на загляденье, под его рукой вековые деревья валились туда, куда он хотел. А непререкаемый авторитет дядя Коля закапывал на своем бульдозере громадные
