мало места. Спрятаться было негде. Когда он показался позади нее, она на четвереньках подобралась к стене и прижалась к ней всем телом. Завидев ее, молодой человек присел от неожиданности, выставив перед собой кинжал. Руки его были испещрены шрамами, а кожа влажно блестела в сумеречном свете. Испуг на его лице сменился любопытством, когда он принялся рассматривать девушку, прижавшуюся к стене. Он оглянулся на своих спутников и что-то сказал им.
Он говорил на гэльском диалекте, но девушка ничего не поняла из его слов. Несмотря на то что она родилась и выросла в Ирландии, Элизабет так и не выучила местное наречие. До нее долетали лишь обрывки чужой речи, когда ей случалось оказаться за пределами крепостей и городов, в которых она жила, населенных исключительно англичанами. Четыре года назад парламент в Дублине принял закон, запрещающий англичанам ирландского происхождения носить национальную ирландскую одежду, стричь волосы на местный манер и говорить по-гэльски. Всю жизнь ирландцы представлялись ей чужой и непонятной расой: варварами, склонными к аморальным излишествам и звериному аппетиту, зловещими существами, обитавшими на границах цивилизованного мира, представлявшими собой темную злую силу.
Мужчина со шрамами на руках заговорил снова. На этот раз он обращался к ней, и в его грубом голосе зазвучали вопросительные интонации. Элизабет не ответила. Она не сводила глаз с его спутников, остановившихся в ногах кровати. Один из них был высоким и тощим рыжеволосым юношей. По губам его скользнула улыбка, когда он увидел ее. Второй оказался великаном с широченными покатыми плечами и отвисшей челюстью, которому приходилось пригибаться, чтобы не задевать балки головой. Он уставился на нее немигающим взором. В руке он держал дубину, утыканную ржавыми гвоздями, и девушка почему-то сочла его намного более опасным, нежели его самодовольно ухмыляющийся товарищ.
Молодой человек со шрамами подошел к ней, не выпуская из рук кинжала. Он негромко цокал и прищелкивал языком, издавая успокаивающие звуки, словно она была диким животным, которое он старался не напугать. Медленно присев перед ней на корточки, он протянул к Элизабет свободную руку. На нее пахнуло его гнилостным дыханием. Она хотела оттолкнуть его, но тело отказалось ей повиноваться, и она осталась на месте, прижавшись к стене, будучи не в силах пошевелиться. Когда он осторожно взял ее за запястье и потянул на себя, заставляя выпрямиться, она уставилась на кинжал, завороженная видом зловеще изогнутого лезвия. Колени у девушки подгибались. Взгляд ее метнулся по комнате, ища спасения, но его не было. Что они с ней сделают? Ответ пришел, когда у нее похолодело внизу живота и она испытала жуткий, леденящий страх.
Мужчина что-то негромко говорил ей по-гэльски, но тон его голоса резко противоречил выражению глаз, которое очень не понравилось Элизабет, когда он повел ее к лестнице мимо двух своих товарищей.
