Чарльз? Подумай, ведь это может быть единственный экземпляр стихотворения! Возможно, он захочет напечатать его!
– Он не посмеет печатать подобный вздор о моей сестре! – угрюмо заявил мистер Ривенхолл, властным жестом протягивая к матери руку.
Леди Омберсли, всегда покорявшаяся сильной воле, уже собиралась отдать ему послание, когда дрожащий голосок, донесшийся со стороны двери, заставил ее остановиться.
– Мама! Нет!
Глава 2
Рука леди Омберсли упала; мистер Ривенхолл резко повернулся, и на его лицо легла тень. Сестра, метнув на него исполненный жгучего презрения взгляд, подбежала к матери и воскликнула:
– Отдай его мне, мама! Какое право Чарльз имеет сжигать мои письма?
Леди Омберсли беспомощно взглянула на сына, но тот промолчал. Сесилия выхватила у матери развернутый лист бумаги и прижала его к своей бурно вздымающейся груди, что заставило-таки мистера Ривенхолла разомкнуть уста.
– Бога ради, Сесилия, довольно с нас этих комедий! – сказал он.
– Как ты смеешь читать мои письма? – бросила она в ответ.
– Я не читал твоего письма! Я отдал его матушке, и вряд ли ты осмелишься утверждать, будто она тоже не имеет права прочесть его!
Ее нежные голубые глаза наполнились слезами, и она негромко произнесла:
– Это ты во всем виноват! Мама бы никогда… Я ненавижу тебя, Чарльз! Ненавижу!
Он пожал плечами и отвернулся. Леди Омберсли неуверенно произнесла:
– Ты не должна так говорить, Сесилия! Тебе ведь известно, что неприлично получать письма без моего ведома! Боюсь даже представить, что сказал бы твой отец, узнай он об этом.
– Отец! – презрительно вскричала Сесилия. – Нет! Это Чарльз получает удовольствие оттого, что делает меня несчастной!
Брат оглянулся на нее:
– Пожалуй, бесполезно убеждать тебя в том, что я искренне желаю лишь одного – чтобы ты не была несчастлива.
Она не удостоила его ответом и дрожащими руками бережно сложила письмо, спрятала его на груди и с вызовом посмотрела на брата. Он ответил ей исполненным презрения взглядом; мистер Ривенхолл приклонился плечом к каминной полке, сунул руки в карманы бриджей и с саркастической усмешкой стал ожидать, что еще она ему скажет.
Но Сесилия только всхлипнула и вытерла слезы. Она была прелестной, очень красивой девушкой, и завитые крупными локонами светло-золотистые волосы мягко обрамляли ее тонкое лицо, которое от гнева раскраснелось и стало еще прекраснее. Обычно весь ее облик дышал задумчивой печалью, но недавняя перепалка зажгла в ее глазах воинственные огоньки, и она прикусила нижнюю губу, что придало ее лицу озлобленное выражение. Брат, наблюдая за ней с неприкрытым цинизмом, заметил вслух, что ей следует чаще выходить из себя, поскольку гнев делает ее еще красивее, придавая живость ее привлекательной, но заурядной внешности.
Но столь
