на дату смерти Чингисхана, в День Нации, первого мая, и в День Воссоединения, в ноябре, ее заменяет «Слово вождя», и речи Огневского гремят в тысячах динамиков, воспламеняя сердца, разжигая патриотизм, укрепляя волю к борьбе… и затуманивая мозги.
Последний, самый длинный выпуск новостей, длящийся чуть ли не двадцать минут, с приглашенными комментаторами-специалистами из МИДа, армии, флота и иногда даже от корпуса жандармов.
Никакой импровизации, подробный, тщательно составленный документ, озаглавленный «Программа радости и единения народов империи», что был принят отделом общей пропаганды шестого марта тридцать второго года, и с тех пор неукоснительно проводится в жизнь на всех радиостанциях огромной страны.
Все в его рамках, все знакомо и предсказуемо, как траектория падения кирпича.
В санатории у него был приемник, но за все эти месяцы Олег не включал его ни разу.
– Чего это радио как орет? – спросил Степанов, входя в комнату.
– Не знаю, я его не включал, – отозвался Одинцов.
Заведующий специальным сектором убавил звук до минимума, и, посмотрел на Олега, потирая руки:
– Ну что же, приступим, да-с. Введу вас в курс дела, покажу, чем будете заниматься. Присаживайтесь.
Олег послушно уселся за свой стол – кресло ему подобрали мягкое, удобное, с изогнутыми широкими подлокотниками.
– Главное дело для нас в данный момент – довести до ума, упорядочить картотеку, – Степанов прошел к одному из шкафов, открыл дверцу, и вытащил толстую картонную папку. – Дело тринадцать дробь тридцать шесть имеется, а карточка к нему не заполнена. Бардак, да-с. Сейчас достану чистую…
Папка, украшенная сверху озвученным номером, плюхнулась на стол перед Олегом.
Степанов же полез в другой шкаф, вытащил сначала лист белого картона стандартного размера, а за ним – аккуратно сложенный прямоугольный кусок черной ткани с желтой каймой.
– О, надо же, флаг… – на него заведующий сектором уставился с некоторым недоумением. – Он у нас тут на всякий случай, вдруг какое начальство пожалует.
Государственный стяг оказался убран на место, а картонка – торжественно вручена Олегу.
– Тут все разграфлено, пронумеровано и подписано, – принялся объяснять Степанов. – Ваша задача – брать информацию из дела, и вносить в карточку, чтобы у нас была, так сказать, информационная выжимка.
«Работа, достойная обычного писаря» – с горечью подумал Олег.
Прав был проклятый Голубов, его и в самом деле вышвырнули, избавились от потерявшего ценность сотрудника. Засунули туда, где он будет до самой пенсии «перебирать бумажки», ладно хоть еще содержание положили неплохое, пусть не по чину, и не такое, как было раньше, в отделе общей пропаганды.
– Вот, смотрите, само дело посвящено Российскому Теософскому
