о том, чтобы в институте готовилась достойная смена для составляющих его гордость ярких ученых мужей и дам, чья творческая биография вступала в завершающуюся стадию. Через год-два и сам Николай Петрович собирался целиком посвятить себя исследовательской работе, покинув с этой целью директорский пост и предложив в качестве своего преемника Алексея Анатольевича Громыко, которого он высоко ценил за глубину научного мышления, организаторский талант, энергию и настойчивость. По его инициативе научный коллектив института выдвинул кандидатуру А. А. Громыко в члены-корреспонденты РАН.
Характерно для Николая Петровича было категорическое отсутствие бюрократического стиля руководства. Он никогда не ставил свою оценку работы сотрудников в зависимость от продолжительности их ежедневного присутствия в стенах института. Критерием в его глазах были конкретные результаты научного поиска – идеи, статьи, книги, брошюры, доклады на конференциях. Как директор он был обязан быть в институте – ведь помимо научной работы ему приходилось решать массу технических, финансовых и прочих проблем, без чего существование научной организации в наше сложное время просто невозможно. Но его неодолимо тянуло к стопке чистых листов на письменном столе (к компьютеру он так и не привык). В стенах своего директорского кабинета он жаловался: «Здесь невозможно сосредоточиться, работать не получается».
Мне часто вспоминаются наши первые задушевные беседы, которые проходили на начальных мероприятиях российско-германского Петербургского диалога, служивших установлению контактов не только между представителями обеих стран, но и внутри каждой из делегаций. Меня приятно поразили открытость Николая Петровича, его откровенность и прямота его суждений. Наши взгляды на международную ситуацию и на состояние практически всех проблем, волновавших российское общество, были близки или совпадали. У Николая Петровича было шутливое обыкновение удостоверяться в моральных качествах человека, о котором он слышал впервые, задавая собеседнику вопрос: «Он за белых или за красных?». Речь, естественно, шла не об идеологии или о политических взглядах соответствующего лица, а исключительно о его порядочности и надежности. Я был счастлив тем, что мы вместе были «за красных», что мой директор является также моим единомышленником. С самого начала мы стали безгранично доверять друг другу.
Шмелёв умел сам радоваться жизни и заражать окружающих бодростью, оптимизмом, готовностью принимать реальности такими, какими они есть. К моим самым светлым воспоминаниям относятся дни (к сожалению, очень редкие), когда мы вместе участвовали в международных мероприятиях, проводившихся в Германии. Будь то Берлин или Мюнхен, Николай Петрович увлеченно интересовался всем: особенностями истории, архитектуры, деталями поведения автохтонного населения, традициями еды и питья в тех местах, которые он посещал. Он был энциклопедически образован, но никогда не отказывался пополнять
