финансы в Оксфорде, но получил только сертификат. Владею десятью европейскими языками. Хорошо знаком со стенографией. Умею печатать на машинке».
Шаталов призадумался, пригубил пиво и ответил:
– Относительно квартиры не беспокойся. Найдем в самом центре и даже с телефоном. Что касается службы – с этим сложнее. На губернских вакансиях героев революции не жалуют. Университет тебе вначале надо закончить. Остается частный сектор, местное самоуправление и, может быть, суд. Чтобы найти хорошее место, нужно время. Но если тебя не сильно заботит денежная сторона, – редактор еще раз окинул взором мой дорогой костюм, – и ты просто жаждешь интересной работы, где все твои навыки будут востребованы, то я могу пристроить тебя хоть сегодня.
Настала пора мне выразить взглядом свое удивление. На какую же работу решил определить меня Шаталов?
Но Михаил Бонифациевич, похоже, решил помучить меня и ходил вокруг да около:
– Эта работа важна для всего человечества. Но за нее ты не получишь ни копейки. Ну как, согласен?
«Что я должен делать?» – написал я в блокноте.
Официант принес еще пива. Шаталов явно не спешил с ответом. Он выпил полкружки и поинтересовался:
– Ты ведь знаком с Потаниным?
Я утвердительно кивнул головой.
– И наверняка знаешь, в какой он проживает нищете. Обещанная от географического общества пожизненная пенсия за путешествие по Северо-Западной Монголии – тысяча рублей ежегодно – куда-то испарилась. От казны он получает всего 25 рублей в месяц. Невеликие деньги по нынешним временам. К тому же Григорий Николаевич недавно женился…
Я открыл рот от изумления. Если в 1905 году томичи праздновали его семидесятилетие, то сейчас ему уже около восьмидесяти!
– На поэтессе из Барнаула Павловой[45]. Ты не читал ее «Песен сибирячки»?
Я покачал головой.
– И не читай. Ничего особенного. Но старик от нее без ума. Она женщина еще молодая и весьма экзальтированная. Выходя замуж за маститого старца, рассчитывала на безбедную жизнь. А с него много ли возьмешь? Он сам с себя снимет последнюю рубашку и отдаст ближнему. А теперь она пилит его целыми днями за свою погубленную молодость. Мы, его ученики, решили помочь Григорию Николаевичу содержать семью. Предложили ему написать мемуары и издать их в «Сибирской жизни», а в случае успеха – и в Санкт-Петербурге отдельной книгой большим тиражом. Весь гонорар – Потанину. Ведь он – фигура всероссийского масштаба. После смерти Толстого он вообще на всю империю один такой остался.
Я вопросительно смотрел на Шаталова и никак не мог взять в толк, при чем тут я.
– Сам-то сибирский дедушка за это предложение ухватился с великим энтузиазмом. И сказать ему есть что. Какая жизнь прожита! Вот только ослеп он почти совсем. Без секретаря работать не может.
Тут я начал понимать, к чему клонит
Поэтесса из Барнаула Павлова – прототипом послужила вторая жена Г. Н. Потанина Васильева Мария Георгиевна (1863–1943).
