для спасения, нацеливает человека на внешнюю практическую деятельность как основное содержание бытия в мире. И только в православии спасение осмысляется как внутреннее перерождение человека, его преображение духовное, обожение»[34].
Хорошо понимая указанную разницу, автор «Повести временных лет» обратил внимание своих читателей на диалог Владимира Святого с послом. На вопрос князя о специфике «немецкой веры» посол ответил: «Пощение по силе. Аще кто ясть или пиетъ, все въ славу божию»[35]. Свое служение «плоти», уводящее от спасения души, Запад старался навязать и Руси. Поэтому святой Феодосий Печерский в XI в. требовал отгородиться от Запада, так как «многая злая дела суть у них, развращенная погибель полна вера их. Его не жидове творят, то они творят»[36]. А истоки духовной деградации романо-германской цивилизации изложил в начале XII в. митрополит Георгий. По мысли Георгия, нашествие варваров на Запад остановило там процесс духовного развития. В итоге романо-германские народы «впадоша в вины различны многы, отречены от Божественнаго закона и похулены, и тех ради вин в жидовство явлене впадоша»[37]. Таким образом, принимая православие, Владимир Святой спасал души своих подданных, тогда как путь, по которому пошел Запад, в православном понимании эти души губил.
Неслучайно, лишившись возможности развивать свой национальный язык и литературу после принятия христианства и работая на «мертвый» латинский язык, западные народы питали зависть к национальной грамоте славян. На этот счет автор «Повести временных лет» дал свою филиппику: «Неции же начаша хулити словеньския книги, глаголюще, яко не достоить никоторому же языку имети азбуковъ своихъ, разве евреи, грекъ и латины. <…> Се же услыщавъ, папежъ Римьский похули техь, иже ропщуть на книгы словеньския, рек: „Да ся исполнит книжное слово, яко да въсхвалять вся языци Бога истиннаго“. Да аще кто хулить словеньскую грамоту, да будетъ отлучен от Церкви… Ти бо суть волци, а не овци»[38].
3. Миф о языческой Руси и христианском заговоре
Популярный в наше время неоязыческий проект не только не растворяет русскую национальную идентичность, но напротив – именно через апелляцию к ней выстраивает свою систему ценностей. Неоязычество позиционируется как подлинный патриотизм, «незамутненный» инокультурными примесями. Однако при этом уничтожается другая государствообразующая составляющая России – православие. Она в интерпретации неоязычников предстает в качестве антирусского иудейско-ориентированного мировоззрения.
Достоверная российская история рассматривается в качестве темных веков «христианского ига». Предпочтение отдается мифологической Руси арийско-ведического периода. Создаются ретроспективные утопии о «русской империи» до Рождества Христова. Протяженность национальной истории, казалось бы, только возрастает. Однако достигается это перечеркиванием сложившихся структур
Дунаев М. М. Православие и русская литература. – М., 1996. Ч.1. С. 5–6.
ПСРЛ. Т. VI. Вып. 1. Стб. 73.
Слово о вере христианской и о латинской // Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской Церкви. В 8 кн. Кн. 2. – М., 1995. С. 551–552.
Стязание с латиною // Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской Церкви. В 8 кн. Кн. 2. – М., 1995. С. 558.
ПСРЛ. Т. VI. Вып. 1. Стб. 22–23.
