от яблочно-янтарного до кроваво-красного «бычьего сердца», огурцы, полуметровые китайские и свои, приморские, светло-зелёные такие кабанчики, крепенькие и прохладные на ощупь. Вместе с помидорами, огурцами, редиской продавалась и зелень: лук, укроп, петрушка, щавель, черемша. Зелёное всегда радует глаз, и Вилена неспешно плыла мимо зелёных кущ, словно Деметра-Церера на триумфальном обходе земных своих владений. Умиротворение, внутренний свет озаряли тихой улыбкой гладкие черты Вилены, делая её сейчас удивительно похожей на ту Поварёшку-Пампушку, в которую двадцать лет назад влюбилась чернявая художница Нинон…
Так! «Пельмени тихоокеанские» – это будет первая строчка меню. Верней вторая – после ухи из лососёвых головок и плавников. Добре. Ну а потом, после обеда, ввечеру, гвоздь программы, шо называется, на закусь под сакэ с бальзамчиком… О, тут вот и надо, хлопчики, помозговать… Так-так, пирожки. И непростые пирожки, а с сюрпризом. А в чем же ж той сюрприз, спрашивается? А в том, хлопчики мои дорогие, что в пирожках тех не краб, не рыба, не мясо должно быть, а – икра! Да-да-да, красная икра! Именно красная, прохладненькая, солёненькая, а не белая варёная, как на Птичьем…
Хороша, добра идея, нема спору, но как же ж соединить несоединимое? Так, хлопчики, так, як же ж такое зробыть, га?..
Ньютоново яблоко, прежде чем упасть, должно созреть. А вокруг Вилены Рэмовны, кулинарного нашего Ньютона, все как раз и было в самом зрелом виде. Сверкая алыми изломами, лопались от спелости кавуны-арбузы, благоухали охряные дыни, сочные груши просились в рот, ягоды клубники, малины, шелковицы, словно губы засватанной дивчины, исходили соком. Взгляд Вилены парил над парадом плодородия, точно чайка над серебряным косяком корюшки, валом идущей под самой поверхностью на нерест. И вдруг – о да, открытия всегда же вдруг – взгляд её остановился на… Чайка спикировала на косяк, выцелив внимательной совей чёрной бусиной одну-единственную в плотной толчее рыбку. В рядах грузовиков с откинутыми бортами, у подножия одной из машин стояли деревянные козлы, обтянутые зелёным брезентом, а на тех козлах возлежали целые снопы сельдерея, пастернака, петрушки. Длиннющая, чуть не в метр, ботва-бодылля оканчивалась такими мощными, в добрую морковь толщиной кореньями, что так и хотелось их пощупать, чтобы удостовериться в их плотности, потому что они, вымытые добела, светились наподобие воздушной фантазии кондитера – ну, прям зефир или кремовые завитушки на торте.
– Та шо вы на их дывытесь – берить, дорого не возьму! – Хозяйка зелени (ох, эти психологи-физиономисты на ярмарках) заметила особый интерес в глазах покупательницы.
– А багато еи у вас? – Вилена с радостью перешла на украинскую мову.
– Та он же ж повна машина, – кивнула за спину румяная, как булка-паляницы, тётка, и там, в будке, зашевелился её муж, добрый такой козачина с гоголевской Сечи, черноусый да чернобровый.
Вилена
