горло, глаза закатились, черные ресницы сомкнулись. Если бы у позы эмбриона была противоположность, то вот она – сама беззащитность. Было видно, как на шее, где мягкие ткани, бьется пульс.
И от этого внутри у меня что-то сжалось, скрутилось, как будто выжимали мокрую тряпку.
Всю жизнь я была так осторожна, так защищена броней, так собранна, а тут он, открытый и… и…
Я не могла додумать, что «и». Во всяком случае, в этот момент – ничего «дурацкого».
– Ну что за ерунда, – сказал он. – Не могли они нас не перебивать, что ли?
Внутри у меня снова сжалось, потому что я была согласна. Я согласилась с ним!
– Это ты сбил большого надзирателя? – спросила я. – Я… я надеюсь, что ты.
Элиан не ответил. Может, не понял, как важно мне было это произнести, встать на сторону беспорядка. Он поднял обеими руками кусок дыни и принялся изучать на нем пики и разломы.
– Столько суеты вокруг меня. – Он еще откинул голову и улыбнулся мне перевернутой улыбкой. – Клянусь тебе, дома я был никто.
– Перестань. Внук Уилмы Арментерос – никто? Эта женщина – воплощенная легенда!
– Да, но мама держала меня от всего этого подальше. Я оставался почти никем.
– И уверена, ты не безобразничал.
Я обошла его, чтобы у него не заболела шея от разговора со мной.
– Н-н-ну-у-у, – протянул он, растягивая слово и разворачивая к нему соответствующую хитрую улыбку. – Разве что самую малость. Время от времени.
– Время от времени… – повторила я, стараясь выглядеть строго, но мне плохо удалось.
Я сидела и смотрела на него сверху вниз.
Элиан положил дыню себе на живот и внимательно вгляделся в меня. Глаза у него снова были настороженные, и я знала, совершенно однозначно: он собрался сделать что-то категорически предосудительное.
– А ты? Тебя еще никто не… уводил? Ты сама – безобразничала?
– Редко.
Теперь строгость мне удалась. Отчетливо.
– А хотела бы?
– Хотела бы что?
У него были серьезные глаза. Даже испуганные. Но голос зазвучал сладко, как персик.
– Чтобы я тебя умыкнул?
– Элиан, за пределами этой территории я герцогиня. Никакая наша совместная прогулка не сможет пройти без участия чиновников по протоколу.
Он засмеялся – или только изобразил смех? – и огляделся по сторонам.
Проверял зоны видимости.
Я знала эти зоны намного лучше его. Знала, что Паноптикон скрыт стеной сарая. Наших лиц он не видит. Можно было не поворачиваться, чтобы в этом убедиться, но все же, исключительно от нервов, я повернулась и посмотрела на него. Потому что вдруг поняла, куда клонит Элиан. Он вовсе со мной не заигрывал. Или, может быть, и заигрывал тоже, но на самом деле этот разговор о том, чтобы сбежать отсюда.
Элиан научился говорить шифром обители. И сейчас им воспользовался. И предлагал мне
