признаку – жили на одной улице и на занятия шли одной дорогой. Сейчас их, тридцатилетних, связывала трогательная, полная заботы и участия дружба. Эта дружба была лишена женской зависти – каждая в своей жизни почти достигла того, о чем мечтала, но, главное, они все были лишены иллюзии, что друг (в данном случае подруга) может быть единственным. Это детское заблуждение, такое свойственное и людям взрослым, порождало обиды, ревность и интриги. Зоя, Соня и Люда отлично понимали, что в течение жизни их может свести судьба с людьми и приятными, и близкими по духу, и преданными, и что этих людей надо ценить, и что отношения с этими людьми никоим образом не могут повлиять на их общую дружбу.
После школы жизнь Зои, Сони, Люды, разумеется, складывалась по-разному – в соответствии с личными планами и амбициями каждой, и впоследствии ни разу никто из них не позволил себе поучать, наставлять или уж тем более высокомерно относиться к выбору другой. Они избавились от того, что свойственно обычно многолетней женской дружбе, при которой стаж отношений позволяет подобные вольности. Поэтому их связь была прочна, словно стальной трос.
Они были абсолютно не похожи друг на друга и занимались совершенно разными делами. Соня, математик и химик, сочетала науку с поддержанием сейсмически неспокойного домашнего очага. Муж с характером вздорным и занудным, дети, требующие внимания, – все это отвлекало, но Соня, женщина железная, успевала все. Или почти все.
Люда была гуманитарием, но с абсолютно аналитическим складом ума. В довершение ко всему в ней отсутствовала мягкость восприятия, воспитанная обычно классической литературой и иным гуманитарным наследием. Люда была лишена и розовых очков, которые «прописывает» беллетристика. Она всегда обращала внимание на негативную сторону дела и только потом, как бы спохватившись, допускала наличие позитива. Но в очень ограниченных количествах.
Люда была фантастически трудоспособна и все заработала своей головой и руками. Убежденная одиночка, она любила рассчитывать только на себя, не принимая во внимание возможность гендерных отношений. Это черта характера проявлялась даже во внешнем виде. Люда стриглась два раза в год – летом:
– Сделайте покороче – чтобы не было жарко!
И зимой:
– Мне бы покороче – все равно под шапкой.
Одежда Людочки была под стать характеру, убеждениям и прическе – свободные трикотажные брюки и блузы-размахайки. Вопросы еды, как и секса, ее не занимали вовсе. Ела она беспорядочно и нерегулярно, с мужчинами встречалась неохотно и без намека на стабильность в отношениях. Они быстро начинали раздражать Люду тем, что отнимали массу ее времени и внимания. В те моменты, когда очередной мужчина начинал что-то рассказывать, требуя активного участия и сопереживания, Люда рассеянно смотрела на него и считала минуты до того момента, когда сия утомительная личность уйдет, а она сможет наконец сесть работать. Мужчины, и сами
