уверенность в том, что я видел Косола, начальника службы безопасности шахты. Он стоял в двадцати метрах от меня и смотрел мне прямо в глаза.
Через четырнадцать часов я оставил машину на стоянке проката у вокзала в Хельсинки и пошел к остановке трамвая. Ветер трепал площадь, гнул людей или заставлял их катиться по кривой, засовывал снег им в глотки и глаза. Я послал сообщение Паулине, написал, что буду дома – самое позднее – в восемь. Не надеялся получить в ответ ничего.
Голая поясница спящего на лавочке алкаша бросала вызов времени года: он проснется либо полностью закаленным, либо от страшнейшего радикулита всех времен и народов. Забренчавший у остановки трамвай не помешал его сну, забулдыга не пошевелился, даже когда кто-то пнул его пустую бутылку из-под водки: та завертелась со звоном на асфальте – русская рулетка бедняги.
Трамвай переехал через мост Питкясилта, нырнул в толчею площади Хаканиеми. Я сошел, перебежал по скользким белым полоскам перехода. Редакция располагалась там, где нам приходилось с завидной регулярностью отстаивать свое присутствие среди офисов профсоюзов и бывшей рабочей партии. Нет, мы не размахивали красным флагом, нет, мы ничего не декларировали, переезжая из респектабельного здания в стиле югенд на улице Эерикинкату сюда, чтобы ежедневно разглядывать памятник в честь мира и сотрудничества, подаренный когда-то СССР. Нет, мы не тосковали по мертвой идее, мы были вполне жизнеспособной газетой.
Я взбежал на третий этаж. На часах еще не было пяти, так что Хутрила был у себя и восседал в редакторском кресле, сразу после пяти он поднимался на ноги и перемещался к углу стола, так что всякий, кто приходил к нему в кабинет, оставался стоять: вопросы решаются быстро, если их решать на ходу.
– Прикрой дверь, – махнул он рукой, как бы приглашая присесть.
В кабинете шефа было тихо, стрекотал только его компьютер. Хутрила был противником модных опенспейсов, да и кто, если в своем уме, может быть за? В опенспейсах могут рождаться только «опенмысли» – путанные, шумные и уже поюзанные. Уселся напротив Хутрила. Это был невысокий, светловолосый мужчина, всегда выглядевший так, как если бы он был готов вот-вот нажать на красную кнопку.
– Мне казалось, что в Суомалахти ты набрел на какую-то историю, – произнес он. – Потом прочитал высланное тобой на почту. Пока еще это пустышка.
– Я пришел поговорить об этом.
– Хочешь на этом сконцентрироваться, хочешь не отвлекаться на все остальное, хочешь полной свободы действий. На каком основании?
Я смотрел на него, смотрел в его серые глаза.
– Это может стать бомбой. Как только выяснится, что там на самом деле…
– Разумеется. Помимо всего остального. Я прочитал материал. Что там такого уникального, как сам думаешь?
– Ничего. Пока ничего.
– Согласен.
– Нужно время.
– Возьми там, где найдешь. Так поступает вся редакция. Завтра ровно в двенадцать летучка. Там и увидимся.
