к одному – к освобождению крестьян.
В этом отношении представляет интерес поступившая в 1836 году в Московский цензурный комитет рукопись Шахматова «Речь, читанная помещиком при объявлении свободы крестьянам своим мая 9-го дня 1836 года (90 мужеска и 86 женска пола)»[37].
«Поздравляю Вас, любезные мои дети, с получением свободы, – обращался помещик к своим крестьянам, – доселе вы находились в полной нашей зависимости, что по сделанному нами распоряжению не могли вы предпринять никакого дела, не вольны были отлучиться в ближайший город без спроса, без дозволения нашего»[38].
Рукопись была запрещена, хотя автор ее придерживался благонамеренных целей. Он призывал почитать бога, не пьянствовать, подавать милостыню и учиться, как советовал и Гоголь в его «Выбранных местах». Но само упоминание об освобождении крестьян не было приемлемо для властей. А автор предлагал и более «либеральные» мероприятия. Указывая на необходимость учить крестьянских детей, он и для девочек не делал исключения: «Предрассудок не учить девочек грамоте»[39], – говорил он.
В своей речи помещик сожалеет о необходимости расставаться с крестьянами и уповает на встречу в загробном мире:
«Другого такого близкого соединения, какое я имел с Вами доселе, будем ожидать в будущей жизни, где не будет ни господина, ни раба. Один будет всех владыка и господь»[40].
Даже такое сочинение было запрещено, хотя его элегический тон и увещевания скорее рассчитаны были на обратный эффект: показать крестьянам невыгоды их раскрепощения.
Напуганная репрессиями цензура, слепо выполняла букву устава, не вникая в существо сочинений. После закрытия «Московского телеграфа» цензура стала еще более придирчива. Николаю I чудилась революция. Запрещались произведения и переводные, и оригинальные. В январе 1835 года министр просвещения сделал строгое замечание Московскому цензурному комитету за то, что он пропустил книгу Шатобриана «Король – изгнанник или жизнь герцога Бордосского с приложением подробностей о Парижской революции, известной под именем июльской и последствий оной»[41].
Напрасно цензор Болдырев оправдывался тем, что эти события уже были описаны в «Северной пчеле», ему было сделано строгое внушение, что в отдельной книге описание этих событий недопустимо. 25 января 1835 года была запрещена рукопись Ф. Кузьмичева «Ратник на Бородинском поле» под тем предлогом, что ратник – «крестьянский сын» и что в книге содержатся «неприличные» выражения[42]. Здесь же цензор Цветаев доносит, что он «поражен смелостью многих выражений» в статье «Права и сила царей» из книги Г. Л. Терека «Ручная книга истории древних государств» (перев. с немец.)[43], изданной Погодиным. Цензор Лазарев нашел «предосудительной» сказку «Иван-лапотник», напечатанную в «Московском наблюдателе»[44]. 3 апреля
МОИА. Ф. 31. Св. 27. Д. 228.Оп. 1.
МОИА. Ф. 31. Св.27. Д.288.Оп.1.С.2.
Там же. С. 18.
Там же. С. 26.
Журналы и протоколы заседаний Моск. Ценз. комитета за 1835 г. МОДА. Ф. 31.Св.391. Оп.5.Д.104.Л.7.
Там же. Л. 17.
Там же. Л. 22.
Там же. Протокол от 08.09.1835. Л. 54–55.
