рабыня, и Таргудай приказал ей налить чашу холодной арзы.
Выпив, он замер на месте, ожидая, когда вино ударит в голову, развеет тяжесть и боль. Становилось легче, понемногу спадало напряжение в теле, но вино показалось слишком слабым. В груди все еще было тесно.
– Эй, где ты там! – он снова окликнул рабыню. – Налей мне еще и накрой стол. Пусть разогреют вчерашнего мяса.
Давнего своего нукера Унэгэна, худощавого мужчину с хитрыми, пронзительными глазами, Таргудай встретил уже навеселе.
– Что же ты так долго? – он недовольно оглядел его, когда тот, наконец, показался в дверях. – Тебя ведь зовет нойон, а не какой-нибудь сосед – коровий пастух, а раз так, ты должен бросать все свои никчемные дела и бежать ко мне со всех ног.
Голос Таргудая был не так зол, видно было, что он говорит лишь для острастки, но нукер по своей шкуре знал, что с ним нельзя шутить: может рассвирепеть из-за пустого и тогда жди беды, дело может закончиться плохо. Но на этот раз Таргудай был настроен мирно и быстро остыл.
– Стареешь, что ли? – проворчал он, гася злой огонь в глазах. – Садись.
– Да я у реки был, – облегченно переводя дух, оправдывался немолодой уже нукер и, присаживаясь, с опаской оглядывал накрытый стол, где посередине возвышался толстый медный домбо, от которого несло резким винным запахом: не иначе арза. – Я коня ловить ходил и оттуда меня позвали к вам. Пока есть время, хочу съездить в табуны, трехлеток для объездки отобрать.
– Кони твои подождут! – махнул рукой, как отрубил Таргудай. – Мне надо поговорить с тобой. Хочу у тебя узнать, как идет жизнь в племени, как люди живут. О чем говорят между собой.
Таргудай наполнил из домбо большую, от старости позеленевшую по краям бронзовую чашку.
– На, сначала выпей, а потом расскажешь мне…
Тот нерешительно замялся, пряча руки в потемневших, засаленных рукавах замшевого халата. Таргудай, заметив нежелание гостя пить, раздраженно повысил голос:
– Ну-ну, ты мне не придумывай отговорки. Я, твой нойон, должен еще уговаривать тебя, как чжурчженского хана?.. Пей!
Унэгэн, решившись, выпил крепкую арзу до дна.
– Ну, говори… рассказывай, что у тебя там нового, – Таргудай налил в свою чашу арзу, гулко отпил до половины и наставил на него свой тяжелый, пьянеющий взгляд, приготовившись слушать.
Тот беспокойно забегал глазами и, теребя узкую короткую бороду, некоторое время молчал, думая, с чего начать.
– Первое – это то, – начал он, – что хабтурхасский Улзэту вместе с киятскими Ехэ Цэрэном и Бури Бухэ, оказывается, еще зимой, во время больших буранов, ходили в набег на восточных меркитов. Угнали у них табун лошадей и сразу же обменяли его у онгутов на китайские товары. Онгуты, оказывается, сами приезжали к ним за теми лошадьми – с двенадцатью навьюченными верблюдами, и верблюдов тех оставили – значит, заранее обо всем была у них договоренность.
– Большой табун?
– Голов двести.
– Хм… Это Ехэ
