но они делали вид, что ничего не слышат, и продолжали, как ни в чем не бывало, проводить урок.
К моему удивлению, многие из тех евреев, что учились со мной, вспоминая школьные годы, тоже забыли эти выкрики. И я подивился силе духа евреев и понял, что только так, сквозь многие века, можно было выжить евреям, пройдя все унижения и оскорбления, и при этом мгновенно забывать все оскорбления, и играться на перемене с кричавшим во время урока хамом – туда ему и дорога, – как ни в чем не бывало. Во время игры евреи старались угодить хаму и искренне его любили. Я же не мог смотреть в сторону этих молодых хамов, мне казалось, что я готов был бы их убить. Я ненавидел тех евреев, кто разговаривал и дружески улыбался в разговоре с антисемитами. В связи с этим я должен заметить, что во мне было много ненормальных черт, которые я сохранил, сам не знаю почему.
Еще неосознанное, но глубокое понятие национальности в младших классах
Я вспоминаю, как в пятом классе, сидевший впереди меня ученик, вдруг начал оборачиваться ко мне и говорить с ехидной улыбкой:
– Жид!
После третьего или четвертого раза я встал и ждал, когда он повернется ко мне. Я не обращал никакого внимания на замечания учителя сесть на место. Мой обидчик не заставил меня долго ждать и повернулся. На этот раз он не успел ничего произнести, он получил со всей силы удар в нос. К моему удивлению он не ответил мне, а повернулся и стал плакать.
Учительница русского языка подозвала нас обоих, после окончания урока, и стала выяснять, почему я так поступил. Я попросил ее узнать причину у Василя (так звали моего обидчика). Василь молчал и плакал. Тогда рассказал обо всем я.
– Правильно сделал, сказала учительница и, повернувшись к нам, вышла из класса. Учительница была русской, но я не уверен, что точно также поступила бы другая учительница, если бы она была еврейкой.
Все учителя евреи переделали свои отчества, а кто и имена, на русский лад. Почти все взяли себе псевдонимы. Из нас выковали народ, который веками терпел унижения. Это было продиктовано чувством выживания. Я нисколько не сомневаюсь, что, если бы Адольфу Гитлеру в его цветущем возрасте несколько раз хорошо начистили бы морду и у него не было бы защиты со стороны более сильных людей, отомстивших за его унижения, он мог бы вырасти интернационалистом. Но, к сожалению этого не произошло.
У меня в жизни было несколько аналогичных моментов. Я хорошо решал задачи в школе, в моей помощи нуждались антисемиты и не антисемиты. Но антисемиты, как правило, учатся и соображают плохо. Они часто нуждались в моей помощи при решении задач. Поэтому они меня особенно не задевали. Да и со временем я перестал остро реагировать на человекообразных недоумков. Им несть числа. И я решил не тратить энергию на их переубеждения и доказательства своей честности, к тому же во многих случаях у меня у самого недостаточно было этой самой энергии, а не то, чтобы еще проводить учебу. Ведь кроме кулака в качестве аргумента, антисемиты не способны ничего понять.
И
