просил от тебя только этого и ты, по-видимому, не можешь обещать мне ничего большего, мне придется довольствоваться тем, что есть.
Он посмотрел на нее долгим испытующим взглядом, и Линдсей услышала вдруг собственное прерывистое дыхание и биение сердца. Ей некуда было деться от его глаз, его презрения, и в ней самой закипал бессильный гнев. Куда делась та страсть, что объединяла их когда-то – когда все было совершенно иначе в их отношениях? Когда муж обнимал ее, заставляя ее парить в небесах от счастья. Когда она полагала, что любит его.
Антониос отвернулся, и она, вздохнув с облегчением, пошла вверх по лестнице.
Вытаскивая чемодан из кладовки, Линдсей старалась дышать ровно и медленно. Она сможет это сделать. Она должна – не оттого, что ей нужен развод, а потому, что она обязана Дафне. Ее мать отвернулась от нее, когда она была еще ребенком, и доброта матери Антониоса была для нее точно источник воды в пустыне.
Ступени лестницы заскрипели, и послышался голос мужа:
– Линдсей!
Антониос появился на пороге комнаты – широкоплечий, высокий, он точно раздвинул стены ее скромного жилища.
– Нам нужно торопиться.
– Я постараюсь побыстрей.
Она начала бросать вещи в чемодан, думая при этом, что в ее гардеробе вряд ли найдется что-то подходящее для вечеринок, которые придется посещать. Званые обеды, вечер в честь Дафны… Будучи самым крупным землевладельцем и бизнесменом в окрестностях, Антониос не пропускал ни одного общественно значимого события, и его календарь пестрил датами. И от жены он ожидал исполнения роли хозяйки поместья – а это означало организацию банкетов, способность непринужденно вести светскую беседу, быть очаровательной, сиять красотой и всегда быть рядом – вот только сам он частенько уезжал в командировки.
– Ты оставила много одежды у меня, – сказал Антонио.
В памяти всплыл гардероб в спальне и красивые вещи, что муж купил ей еще в Нью-Йорке, до возвращения домой. Линдсей и позабыла о них, а ведь они висят в шкафу, ожидая ее приезда, точно она никуда и не пропадала.
– Я принесу туалетные принадлежности, – произнесла она и направилась в ванную. По пути нужно было проскользнуть мимо Антониоса, и едва развернувшись в узком проеме двери, она ощутила аромат его бальзама после бритья и почувствовала легкое прикосновение его могучего тела к груди. На долю секунды ей захотелось броситься в его объятия, почувствовать жар его тела, тепло губ на своих губах, то чувство, что ты желанна и любима.
Антониос подвинулся, пропуская ее. Линдсей облегченно вздохнула и, быстро проскользнув мимо, закрылась в ванной комнате, раздираемая противоречивыми чувствами: радостью оттого, что все обошлось, и отчаянием от осознания, что подобный миг не повторится.
Десять минут спустя чемодан был упакован, и Антониос отнес его к арендованной машине, ожидающей их на парковке колледжа. Линдсей, устроившись на кожаном сиденье, откинулась на спинку, ощущая себя невероятно уставшей.
– Тебе не нужно никого предупредить? – спросил ее муж. – Сказать, что ты уезжаешь.
– Нет.
