архитектуры, а соборы Владимира строились под руководством мастеров из Галича (и с явным влиянием западных – романских – элементов). Местные школы летописания восходят к единой киевской первоначальной летописи. И автор «Слова о Полку Игореве», и многие летописцы говорят в это время о единстве «русской земли». А Даниил, совершивший в XII веке паломничество в Святую Землю, поставил у Гроба Господнего в Иерусалиме лампаду «от всей русской земли» (о чём он поведал в своем произведении «Хождение Даниила в Святую Землю»). Поверх всех границ между княжествами и землями ощущалось это единство – изначальное и идеальное. По справедливому замечанию В.О. Ключевского: «Русская земля, механически сцепленная первоначально киевскими князьями из разнородных этнографических элементов в единое целое, теперь, теряя эту политическую цельность, впервые начала себя чувствовать цельным народным или земским составом». Однако, тут же добавляет Ключевский, «чувство народного единства пока выражалось ещё только в идее общего отечества, а не в сознании национального характера и исторического призвания».
Вместе с тем, по мере роста отдельных княжеств и усиления их столичных городов, происходит (как и в Европе) становление регионального самосознания, местной идентичности. Подобно тому, как средневековый итальянец (помня о величии Древнего Рима и красоте классической латыни), считал себя прежде всего генуэзцем, флорентийцем или венецианцем, точно также и жители русских земель начинают всё больше осознавать себя как рязанцы, суздальцы, галичане или псковичи. Князья, соревнуясь друг с другом, возводят величественные храмы и крепости, вводят культы новых местных святых, призванных стать покровителями их земель, патронируют создание региональных летописных сводов, излагающих выгодные им версии исторических событий.
В XII веке, после упадка Киева, начинает формироваться и региональная социально-политическая специфика с различными альтернативными векторами развития. За преобладание ожесточённо борются три основных силы: княжеская власть, боярская знать и вечевое самоуправление. Князь, опираясь на дружину и своих слуг, стремится из приглашаемого и подконтрольного обществу судьи, законодателя, администратора и военачальника стать наследственным монархом, передающим неограниченную власть сыну. Боярство, рассматривающее князя лишь как «первого среди равных», опирающееся на вотчинное землевладение, клановую структуру общества и аристократические представления, стремится (подобно европейским баронам) ограничить княжеские претензии на абсолютную власть. Наконец, остаётся существенным фактором общественной жизни и народное вече – сходка всех свободных людей, которое выходит на передний план общественной борьбы в кризисные моменты, организуя восстания, изгоняя или приглашая князей и опираясь на силу народного ополчения и выбранных должностных лиц (тысяцких, посадских, «старцев градских»). По словам В.О. Ключевского, «города постепенно приобретали
