нас последовать его примеру. Чай обжигал губы, плавил зубы и согревал душу. Шариф налил нам еще, потом еще. Отказать было невозможно.
Когда мы закончили, шариф хлопнул в ладоши. Еще две жены вышли из-за занавески, на этот раз с едой, которую они поставили к нашим ногам: большой фарфоровый кувшин густого козьего молока, коричневый хлеб и металлическая чаша с парой десятков маленьких яиц.
– Выгодный обмен за пару ботинок, – сказал я лейтенанту, – вы умеете заключать сделки.
Помолчав несколько секунд, Ихаб признался:
– Боюсь, я пообещал больше, чем пару ботинок.
– Что?
Как он объяснил, кочевники хотели, чтобы мы помогли им в охоте на газель. В это время года им не хотелось резать овец или коз, но мяса хотелось. Пешком охотиться на газелей было невозможно – стрелки бы не смогли подобраться достаточно близко. С верблюдов охота бы тоже не удалась – газели были намного быстрее. Так что шариф сказал Ихабу, что хочет охотиться с нашего джипа.
Лейтенант добавил:
– Вы не можете отказаться, или кочевники разозлятся. Я уже сказал им, что вы – лучшие американские охотники. Шариф ждет, что вы вернетесь, как только передадите еду своим людям. Но не волнуйтесь, я пойду с вами. Я бы предложил кочевникам свой «Лэндровер», но у меня верх не убирается, а шариф хочет стрелять прямо с машины. Кроме того, в армии меня уже предупрежда… э-э-э… возьмите молока.
Мы вернулись на дорогу с едой для Ману, Вилли и Вудро, сняли холщовый верх с «Лэндкрузера», взяли запасы и оставили остальных охранять трейлеры и оборудование. Когда мы вернулись в лагерь, кочевники радостно прыгали. Буквально за секунду девять кочевников запрыгнули в открытый кузов, встали, стали шутить, фыркать и плеваться. Пахли они так, как будто на ужин ели исключительно чеснок, а мылись при этом около года назад. Все они были готовы к охоте, и наша машина ощетинилась ружьями. Все вместе мы были похожи на красного дикобраза.
У них были образцы почти всего оружия, созданного за век, а у шарифа был блестящий новенький «Экспресс Магнум», который мог с легкостью завалить слона. Один старый кочевник, который из-за длинной бороды и красного одеяния казался мне похожим на диснеевского гнома Ворчуна, принес древний мушкетон, который выглядел так, как будто последний раз из него стреляли во время войны 1812 года. Места сзади он не нашел и поэтому устроился за моим сиденьем, а его мушкетон маячил где-то над моей головой, пока мы углублялись в пустыню.
Стив вел машину, я сел на место пассажира, а Ихаб занял позицию между нами, показывая дорогу сквозь облако сигарного дыма.
Когда я пожаловался ему, что мне не кажется этичным стрелять в животное с движущейся машины, то все, что я получил в ответ на свои сомнения, была лекция о законе пустыни и выживании, о том, что дикие звери принадлежали кочевникам и что американцы не могут ничего понять, потому что они толстые и богатые.
Я
