и снова задумался, пытаясь отогнать слабость, сопутствующую надвигающейся ночи.
«Оттяпали они у Николая-царя Сахалин, Курилы и на материке вроде кое-что. А все почему? Слабый он был. Семью свою, особенно Александру, жену, любил. Слушался всех подряд. Всяких дармоедов хитрож…х типа Распутина. Так Россию-матушку и прозевал, а народ развратил. И что в итоге? Сам и загремел вместе с семьей под топор народного гнева. Два поражения подряд: сначала японцам, затем и немцам в Первую мировую – такое не прощается. Слабаков над собой народ не любит.
А я так думаю. Если взялся такой громадиной, как Россия, управлять, то ты должен быть один. Всегда и во всем. Сам – бог, сам – царь. Иван Грозный никому не доверял, а вон как Россию размахнул – до самого Тихого океана! Опять же Петр Великий. Да что далеко-то ходить: Ленин, Сталин. Коммунисты, то есть. Вон как все в мире перевернули. Крутехоньки были. Сопли не распускали и другим не давали. То ли люди были такие, то ли время такое выпало им? Настоящие были, идейные! Весь мир заставили себя уважать и… трепетать. В такие лихолетья вытянули страну из руин! Народу, правда, положили немеряно. Что народ?! Главное – идея! А людишек бабы нарожают… Сильны были, черти!
Один вот только затесался среди них какой-то не такой. Комбайнер этот ставропольский. Прославиться на весь мир захотел. Имя себе сделать. Стену в Берлине снес – ему за это Нобелевскую премию Мира. Запад в ладоши хлопает: «Мо-ло-дец!», а этот не унимается. Варшавский Договор развалил: «Мо-ло-дец!!» На старых партийцев, выкормивших его, попер: «Мо-ло-дец!!!» А как они на него, так в штаны сразу и наложил. В Форосе… С самолета в Москве сходил – как мумия! Даже жинка его сама не своя. Бывало, лезла наперед него всюду. А тут притихла, сгорбилась вся. Ведьма ведьмой!
Ничего народу не дал, кроме болтовни своей. Цельными днями по телевизору и по радио трещал. Болтун! А когда Чернобыль ухнул, так и Союз затрещал по швам. Все один к одному. Интересная штука жизнь! На западе все его любят и уважают. А дома, в России, ненавидят всей душой. Чудно!
Я не такой. Я главное сделал: Россию сохранил. Коммунистов скинул. Народу свободу дал, демократию. Вздохнул народ свободно. Полной грудью, после стольких лет рабства. Свобода – это лучшее лекарство от всех бед.
Даже в кино я где-то слышал. Один так и сказал: что, мол, лучше быть голодным, холодным, но свободным, чем сытым рабом. Спартаком его звали, кажется?
Горбачева скоро забудут. А меня будут помнить долго. Вот только Кавказ немного успокою; сепаратистов этих приструню. И все у нас будет, как они там, за бугром, говорят: «О кей!» А потом… Глядишь, и в историю обо мне напишут. А что? Написано же там про всяких князей, царей да императоров, про вождей разных… И вдруг: Президент Всея Руси Николай Березкин! Меня же называют так эти», – кое-как приподнявшись с кресла и отодвинув дверцу кабинета, посмотрел в салон. Постояв пару минут, плюхнулся в кресло.
«Вот она, вся моя Президентская Рать! Кого здесь только нет! Правительство, министры, замы, чиновники пониже рангом. Все
