и радовало орущих птиц, прилипших к голым деревьям.
Вчера, они с Викой, ходили просить милостыню к одному из крупнейших и престижных ресторанов города-миллионера, не забыв скромно одарить ни пышнозадого швейцара у парадного входа, ни сине-серых ППСников этого района. В небе хмурилось и низкие, темные, как осенью, тучи грозились каждую минуту спустить на людей потоки то ли дождя, то ли снега.
Вика артистично читала Ахматову, Борис – Пастернака, Есенина, Евтушенко. Палыч вступал в полемику с особо грамотными или особо пьяными посетителями, предлагал свои услуги Народного Целителя, не упоминая родной профессии, заработавшей ему средненькую пенсию за титанический, более чем тридцатилетний труд.
После «сеанса», как называл эти действа Борис, Вика, еще трезвая, ходила по кругу с соломенной шляпой, улыбаясь мило всем подающим, и делая книксен.
Заработали неплохо!
Но после – вышло трудно. Виктория промерзла и потащилась в бар. Сегодня она еще явно не протрезвела, да и среди нумизматов делать ей было нечего.
На остановке дядя Боря еще раз взглянул на часы, сел на холодную лавочку.
Через пять минут к дяде Боре подошел молодой человек.
Молодого человека звали Евгений. Он приходился дальним родственником Борису, работал врачом на «скорой», и снабжал дядю мелким антиквариатом, монетами и старыми, чаще поломанными, часами. Еще во времена их совместной работы на «скорой помощи», дядя Боря обучил молодого доктора, как ненавязчиво втираться в доверие к одиноким старикам и старушкам, и за бесценок, или за услугу обещания госпитализации, выманивать эти самые серебряные монеты, сломанные часы в серебряных корпусах и прочую памятную антикварную дребедень. Женя долго и усердно работал на дядю Борю, не забывал его и после дядиного выхода на пенсию. Из монет, конечно, попадалась всякая ерунда, но, порой, встречались настоящие дорогие находки. Вот и сегодня, Женя передал дяде горсть серебряных рублей ранней советской эпохи, среди которых цепкий взгляд дяди Бори разглядел рубль двадцать второго года, в отличном состоянии!
– Здесь двести пятьдесят два грамма, – сообщил Женя. – Итого, по договору, по десятке за грамм, две с половиной. Идет?
– Да не буду же я с тобой, милый, торговаться! – дядя Боря отсчитал родственнику две с половиной тысячи рублей. Только за «двадцать второй» он снимет тысяч пятнадцать, а то и более того! – Вот и славно! Всегда рад тебя видеть!
– Ну, пока, дядя Боря! – Женя спрятал деньги в карман, помахал рукой на прощание, и растворился, в спешащей куда-то, толпе.
Прибежали несвоевременные мысли в начинающую подмерзать седеющую голову. Борис невидяще глядел вперед, оставаясь на скамье. Очень сильно захватили яркие, тяжелые воспоминания дней ушедшей молодости, казавшиеся теперь самыми счастливыми… Он встряхнул головой.
Борис разглядел на ладони отмеченный рубль. Действительно, двадцать второй год, в чудесном
