Не мешай забаве воинов!
В одно мгновение сорвала она с себя плащ и накинула его на Филимона. Она стояла перед ними, неподвижная и прекрасная. Все очертания ее прекрасного стана обрисовывались под тонкой кисеей хитона, и готы невольно отступили, когда она воскликнула:
– Не смейте прикасаться к нему!
Пелагию они уважали, правда, не больше, чем остальное человечество, но в это мгновение она была не александрийская Мессалина[37], а просто девушка. Охваченные древним инстинктом почитания женщины, они смотрели, не отрываясь, на ее глаза, выражавшие не только великодушное сострадание и благородное негодование, но и чисто женский страх. Они отошли в сторону.
С минуту нельзя было сказать, что восторжествует – добро или зло. Затем Пелагия ощутила на своем плече тяжелую руку и, обернувшись, увидела Вульфа, сына Овиды.
– Назад, красавица! Товарищи, я требую юношу для себя. Смид, отдай мне его – он твой. Ты мог его убить, если бы захотел. Ты этого не сделал, и никто, кроме тебя, не смеет этого сделать.
– Дай его нам, викинг Вульф! Мы так давно не видели крови.
– Вы увидели бы целые потоки ее, если бы решились идти вперед. Этот парень мой, он храбрый, ибо он сегодня победил воина и пощадил его; за это мы из него тоже сделаем воина.
Вульф приподнял распростертого монаха.
– Ты теперь принадлежишь мне! Любишь ли ты войну?
Филимон, не понимавший языка, на котором тот обратился к нему, кивнул головой. Впрочем, говоря по совести, он не ответил бы отрицательно, даже если бы понял смысл вопроса.
– Он покачал головой! Он не любил войны! Он трус! Отдай его нам!
– Я уже убивал людей, когда вы еще стреляли в лягушек! – вступился Смид. – Послушайте меня, сыны мои! Трус сильно сопротивляется в первое мгновение, но быстро ослабевает. Рука же храброго становится тем тверже, чем дольше он держит противника, ибо на него нисходит дух Одина. Я испытал прикосновение этого юноши и уверяю вас, из него выйдет мужчина. Я его сделаю мужчиной. А пока мы извлечем из него пользу. Дайте ему весло!
Воины снова взялись за весла, вложив одно из них в руки Филимона, который заработал с такой силой и ловкостью, что его мучители, в сущности добродушный народ, несмотря на свою склонность к убийству и грабежу, начали ласково трепать его по плечу. А затем все, не занятые греблей, отправились осматривать только что убитого диковинного зверя.
Глава IV
Мириам
На той же неделе рано утром любимая рабыня Ипатии с испуганным лицом вошла в комнату своей госпожи.
– Старая еврейка, колдунья, которая так часто подсматривала за тобой последнее время… Вчера вечером она заглянула в дверь и страшно испугала нас. Мы все сказали, что если у кого дурной глаз, то именно у нее.
– Что ей нужно?
– Она внизу и хочет говорить с тобой, госпожа. Я сама не боюсь ее, потому что на мне амулет. Наверное, и ты его носишь?
Мессалина Валерия – жена римского императора Клавдия, красивая, жестокая и властолюбивая женщина, до крайности развращенная. С одним из своих любовников составила заговор против императора, за что и была казнена.
