мака. По ходу дела выучил английский, даже литовский. Первая жена Рахмона, Агне Дитковските, была родом из Зарасая.
Потом Адинаев, как говорится, «поехал со всеми остановками». Российское гражданство предусмотрительно не взял, хотя мог бы. Так что сейчас его, видимо, всего лишь вышлют на родину. По крайней мере, можно будет требовать встречи с консулом, строчить жалобы, обращаться к правозащитникам, подключать диаспору.
Я поднялась с постели, взглянула на себя в зеркало. Да, селфи сейчас делать не время – точно. Но, в принципе, всё на месте. Вишнёвого отлива волосы, те самые чёрные глаза, тонкие брови вразлёт. Кожа смуглая, и при этом свете отливает зеленцой. Но ничего, в Москве салонов много. Меня приведут в порядок.
«Папик» тоже это дело любил. Ухаживал за собой тщательно, по-женски. Как-то он там сейчас, в СИЗО? Мается, наверное, страдает. Массажиста поутру ему туда точно не пришлют. А ведь всегда с этого свой день начинал. Потом садился в легкомоторный самолёт, который презентовали ему когда-то итальянские мафиози. Делал несколько кругов над поместьем – для тонуса.
А когда мы прошлым летом вместе ездили в уже наш Крым, он выбирал мотодельтаплан. Между прочим, и меня приучил – забирает круто. Летишь над пляжами, над степью, над морем и балдеешь от восторга. На «тачке» таких впечатлений век не получишь – даже во время ралли.
Где бы мы ни были с ним, утром всегда отправлялись в спортзал. Все тренажёры – велодорожки, гребные, эллиптические, «велики», даже силовые – шли в ход. Нам часто приходилось возвращать форму после посиделок в ресторанах и прочих излишеств. Может, «папик» и забил бы на это, будь он один. Но со мной «качаться» было куда веселее.
Так было и во время нашей последней поездки. В фитнессе «Президент-отеля» мы познакомились с потрясающими дамами, которых накануне видели в ресторане. Там они демонстрировали дорогие сдержанные наряды от «Эли Сааб» и «Ив Сен-Лорана». Аксессуары- серьги и колье – потрясали воображение. А утром, в столь же престижной спортивной экипировке, они наказывали себя за вчерашний тонкий ужин. Лица их блестели от пота, а губы были накрашены телесного цвета помадой.
В этом московском отеле вообще очень много восточных людей. «Папик» был там явно своим. Большую часть времени он тратил на деловые переговоры, а я слонялась по огромному номеру. Из ванной – в гостиную и спальню, потом – в прихожую. Валялась поперёк широченной кровати, подсаживалась к столику. Пила арманьяк со сладостями и фруктами – к этому меня тоже приучил Рахмон. Или же выбирала «Мартини», накалывала оливки на шпажку и грациозно отправляла их в рот.
Особое удовольствие мне в этот момент доставляли мысли о невестке Кристине. Утром она всегда чертыхалась в тесной кухоньке на «Просвете», роняла хваталки на пол, забывала на конфорке то кашу, то яичницу. Приготовление завтрака для мужа и детей превращалось у неё в пытку.
Потом я представляли всех своих врагов. Они предрекали мне печальный конец, но остались
