об этом свидетельствовали и сами петрашевцы, имевшие все основания не любить Л. А. Перовского. «Вспыхивает февральская революция, – вспоминал В. А. Энгельсон, имея в виду события во Франции 1848 г. – Известие об этом произвело в Петербурге потрясающее впечатление. Прекратились сейчас же все слухи, которые особенно сильно распространялись с ноября 1847 г., о намерении царя провозгласить освобождение крестьян»[385]. 8 ноября 1847 г., в ответ на одну из записок Перовского, был издан царский указ о праве крепостных при продаже имения выкупаться на волю без согласия помещиков. На этот же документ ссылался П. А. Кузмин, доказывая Следственной комиссии, что на встречах петрашевцев не обсуждались крамольные темы: «Уничтожение крепостного права. Само правительство вело к тому: а) учреждение обязанных крестьян; б) право, данное крестьянам выкупаться на волю в имениях, продаваемых с публичного торга, ежели крестьяне внесут в месячный срок ту сумму, на которой состоялся аукцион; в) право, данное крестьянам, приобретать недвижимую собственность. <…> Кто будет восставать против благодетельности этих мер, ведущих к цели высокой, путем последовательным?.. Разве было говорено вопреки этих мер?»[386]
Не составляло тайны и бывшее теперь весьма некстати декабристское прошлое министра. Высокий пост от опалы не гарантировал: на памяти был пример молниеносного низвержения либерального реформатора М. М. Сперанского в 1812 г. Для Л. А. Перовского настала пора позаботиться о прочности своих позиций и даже о собственной безопасности.
Николай I был склонен подозревать наличие революционного подполья в России. При известной же лени шефа жандармов графа А. Ф. Орлова (занявшего этот пост после кончины А. Х. Бенкендорфа в 1844 г.) и нежелании начальника штаба корпуса жандармов Л. В. Дубельта разоблачать мифические заговоры, у Л. А. Перовского появился шанс уронить III отделение в монаршем мнении. Всё сходилось на необходимости самому открыть тайное общество или, за неимением такового, сфабриковать соответствующее дело. Структура, пригодная для выполнения столь деликатной миссии, в распоряжении Перовского имелась – «контрполиция». Был и человек, идеально подходивший для этой операции, которого даже не симпатизировавшие ему современники считали «гениальным сыщиком»[387], – И. П. Липранди. Помимо школы Видока, опыта, познаний и острого ума, у него, как и у его начальника, имелась потребность отмежеваться от декабристского прошлого.
Соперничество двух полицейских ведомств послужило питательной средой, в которой дело петрашевцев разбухло до несвойственных ему размеров.
В статье В. А. Энгельсона, написанной в эмиграции по просьбе А. И. Герцена, события поданы следующим образом: «…в августе 1848 г. министр внутренних дел получил уведомление о поведении Петрашевского. Он поселил одного шпиона в качестве торговца табаком в доме Петрашевского, чтобы войти в доверие его прислуги, а другого, по фамилии Антонелли… обязали сообщать министерству о заседаниях общества. Счастливый
