вместе.
Прости меня, Крисси. Я люблю тебя.
Навечно твой,
Билли
Тина отложила письмо и невольно поежилась. Хотя она никогда не пользовалась полным именем, при крещении ее назвали Кристиной и она мгновенно почувствовала необъяснимую связь с Крисси. Все это было так грустно. Почему Билли не отправил письмо? Что стало с Крисси и ее ребенком? Может, ей стоило попытаться все выяснить и доставить письмо истинному адресату? По крайней мере, это отвлечет ее от собственных проблем.
Глава 4
Весна 1939 года
Билли Стирлинг всегда знал, что неотразим, потому что мать неустанно твердила ему об этом. Ни для кого не стало сюрпризом, что в двадцать один год он был постоянно окружен женским вниманием. Черные волосы, чуть длиннее обычного, были уложены назад бриллиантином, смуглое лицо всегда было чисто выбрито, а идеально ровные зубы сияли ослепительной белизной, что было удивительно, учитывая, сколько сигарет он выкуривал за день. Когда он смеялся, все его лицо освещала лучезарная улыбка, а на щеках появлялись ямочки, придавая ему вид озорного школьника. Глубокий шрам над левой бровью лишь прибавлял шарма его экзотической внешности, а история о том, как он его получил, всегда заставляла восторженных барышень сочувственно вздыхать. Он не помнил об этом случае ровным счетом ничего, но мать повторяла рассказ много раз.
Элис Стирлинг горячо любила сына и старалась оградить его от всех невзгод мира. Ее муж Генри считал, что она совершенно избаловала мальчика, и даже немного завидовал той любви и заботе, которыми она окружала сына. Когда их первенец Эдвард умер в младенчестве от чахотки, Элис была безутешна и во всем винила себя. Чего бы Генри ни говорил и ни делал, ничто не могло ее переубедить. Может, она бы и поверила ему, если бы сам Генри был уверенней. Но как он мог быть уверен? Когда он вернулся с фронта, его сын был уже мертв. Он даже не успел подержать его на руках.
Эдвард умер, когда ему было всего пять месяцев. Его слабое тельце, измученное кровавым кашлем, жаром и лихорадкой, не смогло противостоять болезни. Хотя чахотку часто связывали с плохими условиями гигиены, Элис заботилась о сыне, как только могла. Конечно, она знала, что их семья небогата. Еды стало не хватать с тех пор, как в январе 1918-го ввели нормирование на продукты, но так во время войны жили многие семьи, и у них не умирали дети. Однокомнатная квартира, которую они снимали, напоминала каморку, но Элис делала все возможное, чтобы содержать ее в чистоте. Внутри всегда было холодно и влажно, сырость проникала всюду. Эдвард был болезненным ребенком с самого рождения, и в комнате постоянно висел запах срыгнутого молока. Перед сном Элис укутывала его в одеяла и укладывала в постель рядом с собой. Всю ночь она крепко прижимала его, пытаясь согреть собственным телом, и то и дело просыпалась, проверяя, дышит ли он. Но, несмотря на все усилия, Эдвард умер, и с тех пор Элис постоянно грызло чувство вины, подрывая ее веру в себя как мать. Возвратившись из окопов Первой мировой, Генри
