загрубелой кожи…
– Из зоны бежал, убив конвоира, – сурово пояснил участковый.
Услышав про колонию, работница военкомата сразу засобиралась уходить.
– Распишитесь, пожалуйста, за набор и я пойду дальше, – холодно обратилась она к Григорию Петровичу, утратив недавнее обаяние.
Войтовский надел очки и подошел к столу.
– Тушенка немецкая, очень хорошая, – зачем-то сообщила женщина, увидев, как пенсионер взял в руки одну из банок и принялся рассматривать этикетку.
– Немецкую я не ем, – сухо сообщил Григорий Петрович, – можете забрать обратно.
– Да вы что?! Она же гораздо лучше, чем наша! – удивилась женщина.
– Считайте это моей стариковской причудой, но это я не возьму. Отдайте кому-нибудь ещё. А за набор я расписался, вот, пожалуйста, ведомость.
– Да кому ж я тушенку-то отдам? Не положено так.
– Это последнее слово. Я не возьму, – упрямо покачал головой пенсионер.
– Да почему же не взять? Что вы, в самом-то деле? Вон собачке своей скормите…
– Зачем же собачке? – неожиданно вмешался милиционер. – Давайте, я возьму. Мне есть, кому отдать.
Женщина покачала головой, но не стала спорить. Спрятав ведомость в сумку, она спешно попрощалась и направилась к двери. Войтовский проводил ее и вернулся в комнату, сопровождаемый Энгой, не отходившей от него ни на шаг.
– Значит, никаких сведений о сыне по-прежнему не поступало? – официально спросил участковый, вложив обе банки в свой журнал.
– Нет, – сухо ответил Григорий Петрович, стараясь не смотреть на своего визитера.
– А откуда цветная фотография на воздушном шаре? Недавно ведь сделана, это же сразу видно, – крутя фото в руке, вел следствие милиционер.
– По почте пришла.
– Откуда?
– Не помню, – и Войтовский, заранее предупреждая следующий вопрос, заявил: – А конверт я давно выбросил.
– А это? – и участковый ткнул пальцем в телеграмму, по-прежнему лежавшую в центре стола.
– Вчера почтальон принес. Еще вопросы будут?
– Будут, когда потребуется. Так значится, фото и телеграмму я забираю, как улики.
Создалась непродолжительная пауза, во время которой Войтовский устремил свой взгляд в одну точку – на икону, тихо что-то шепча, нервно шевеля губами.
– Ладно, тогда я пойду, – вздохнул милиционер, поняв, что с упрямством пенсионера ему не совладать. – Но если вы что-то узнаете, то немедленно сообщите в органы. Сами должны понимать, что бывает за сокрытие преступника.
Войтовский болезненно поморщился и кивнул головой.
– Так-так… что ж, тогда я пошел… – деловито осматриваясь, словно решая, что бы еще
