такой оружией воевать. Гутарют, будто в Испании франкисты наши танки этими штуковинами забрасывали. Ну, да как там было, я не ведаю, а только в Карелии, доводилось у белофиннов их отбирать. Еще и название им придумали – коктейль Молотова. Но вы это прозвище забудьте. По-нашему она зовется КС.
– А как эта бутылка действует, товарищ младший сержант? – спросил Шемякин.
– Принцип действия простой: кидаешь ее танку на вентиляционную решетку, она у него позади башни, горючка разливается и прожигает маслопроводы и патрубки. Все – танк обезврежен. Могешь еще в щель кидануть, откуда на тебя механик-водитель зырит, но бутылка навряд ли триплекс расколотит, однако ж, минут несколько обзор фашисту огнем закроешь.
– Да, не серьезная безделушка против танка-то, – как бы про себя протянул Шемякин.
– Ты мне тут провокацию не начинай! – почувствовав, куда может завести эта беседа, сердито выдал Рябцев.
– А кому бутылки полагаются? – осведомился Бобров.
– Одну, понятное дело, себе оставлю, как наиболее подготовленный среди вас красноармеец. А другую – Шемякину пожалую, кому ж еще-то? – с притворным почетом склонился Рябцев перед Шемякиным и протянул ему бутылку с КС, словно каравай хлеба на рушнике с вышивкой.
Солдаты дружно рассмеялись, а Шемякин, не терпевший над собою шуток, задал еще один интересующий его вопрос, отвлекая от своей личности дружеский смех:
– Товарищ младший сержант, а от чего же горючка загорится, когда я бутылку разобью?
– Про этот случай, там внутрь склянка положена. Вот бутылку расколотишь, и склянка эта разлетится вдребезги, а в ней самый запал и есть, от него и займется, – объяснил малограмотный Рябцев, как умел.
Шемякин поднес к глазам бутылку и сквозь зеленую муть разглядел тонкую продолговатую ампулку с белым фосфором, который, вступив в соединение с горючей смесью, моментально воспламенил бы ее.
– Воооздууух!!! – раздалось откуда-то со стороны третьей роты.
Солдаты разбежались каждый к своему окопу, и через десяток секунд песчаная дюна опустела. Самолет-разведчик пролетал над вымершими позициями. Красноармейцы жались к стенкам своих узеньких окопов и боялись, как бы снова на их головы не посыпались бомбы. Но больше всего тревоги было сейчас на сердце у Смоленцева. Он знал, что этот самолет не будет сбрасывать бомб, он здесь для другой цели. «Жди „гостей“, – говорил сам себе молодой комбат, вот черти грамотные, перед боем разведку с воздуха проводят, все честь по чести».
Дав над полем восемь или девять кругов, самолет удалился. Смоленцев велел передать по цепочке: из окопов не высовываться; приготовиться к бою.
Не успел стихнуть гул удаляющегося самолета, как на смену ему пришел новый рокот. На дороге и по обеим сторонам от нее показались пыльные шлейфы, вертикально поднимающиеся к небу. Вскоре, у основания этих столбов
