style="font-size:15px;"> – Не болтай.
– Точнее, это его побочный эффект. Из-за него ещё может наступить цветовая слепота.
– Помолчи.
– Если пить его слишком долго или больше, чем надо.
– Что ты всё про плохое?
– Так и застрелиться недолго.
– И!
– А что, два варианта на выбор. Вы – художник. Так вот, первое. Ваши картины не покупают. Второе: вы не различаете цветов. Так вот: что хуже? При условии, что вы «отдали свою жизнь за искусство, и оно стоило вам половины ума».
– Никогда не слышал про слепоту.
– Это я домыслил. Наперстянка пурпурная растёт за домом, если что.
– Не надо за великих домысливать.
Мы рассматривали солнечные картины, и мне в голову пришла мысль: «Жажда жизни приводит к запою». Многое бы отдал за такую жажду жизни, но отдавать было нечего. Я просто смотрел на солнце, заливающее поля, дома, цветы, лица прохожих, на портрет доктора Гаше, на звёздную ночь, на Арльских дам. На автопортрет Винсента с отрезанным ухом. Мне стало любопытно, как в такую жару можно ходить в ушанке. Надо быть безумным гением, иначе никак. В ушанке на юге не высидишь при всём желании. Как он сказал перед смертью: страданиям нет конца? Как-то так.
– Эврика! Его последние слова. «Печаль будет длиться вечно». Вот о чём ты попробуешь сочинить историю! Пиши о чём хочешь, главное – отрази суть проблемы.
– На мой взгляд суть этой проблемы отражает фраза: «Плохие люди не меняются».
Видаль сказал, что ему нужно купить пару открыток для «парижских врагов». Под парой подразумевалась пара десятков. После выставки мы отправились на почту, где маэстро терпеливо сочинял развесёлые послания и писал адреса на конвертах. Он всем врал, что очень счастлив.
Враньё не может длиться вечно. По крайней мере, большинству лгунов нужен перекур. Врать – это как бежать на большой скорости, долгое время это могут делать только тренированные люди. А ещё у вранья существует феномен отдачи: чем больше ты врёшь о том, что всё хорошо, тем хуже чувствуешь себя после того, как выскажешься. Маэстро прорвало, как плотину. Не меньше. Он остановился и сказал: «Так уж и быть. Я расскажу тебе настоящую трагедию». Пришлось слушать. Настоящая трагедия заключалось в том, что маэстро влюбился в шестнадцать лет в девушку.
– Она была француженкой, лучшего слова тут не найти. Была похожа на Францию. В берете, легкомысленная и хрупкая. При этом она ухитрялась танцевать и пить до упаду. Одновременно. У неё были карие глаза и алые губы. Она работала в цветочном магазине, но в ней был настоящий класс. Как бы тебе это объяснить? Она могла бы быть кем угодно, кем захочет. Она была собой. Я увидел её, и понял, что пропал. Купил цветов, меня за ними послали, а я не хотел идти, и ведь лучше бы я не пошёл! Вот она, интуиция. Иногда я думаю, что я – частица
