она к нему. – У меня нет ни малейшего желания задерживаться у твоего хозяина.
Батрак побежал в сторону конюшни. Когда он вернулся с коляской, держа кобылу под уздцы, Анжелина по-прежнему искала железную коробку, в которую складывала ножницы, иглы и нитки.
– Чего-нибудь не хватает, мадемуазель?
– Да, главного – моего кожаного саквояжа, – ответила она.
Едва сдерживая рыдания, она складывала инструменты в подол фартука.
– Я помогу вам. Мсье Мессен – славный мужик, конечно, но только когда не гневается. Да вот он, я вижу его, ваш саквояж! Стойте здесь, я сейчас сниму его.
Подросток указал рукой на ветку каштана, росшего перед фасадом дома. Саквояж висел там, зацепившись ручкой за сучок.
– Спасибо, ты очень любезен, – вздохнула Анжелина. – Будь осторожен.
– Это не очень высоко, я быстро его достану.
Анжелина смотрела, как паренек залезает на дерево и с привычной ловкостью добирается до ветки. К счастью, кошелек лежал в кармане ее юбки. Она тайком вынула монету достоинством в двадцать су, чтобы отблагодарить батрака. Тот слез на землю и с довольным видом протянул ей саквояж.
– Держи! Это тебе за труды, – сказала Анжелина, протягивая ему монету.
– Не надо, мадемуазель. Мне достаточно вашей улыбки. Я это сделал ради ваших прекрасных глаз.
– Не глупи. Деньги есть деньги.
Смутившись, паренек взял деньги. Молодая женщина убрала инструменты, которые теперь ей предстояло тщательно вымыть. Взбираясь на сиденье, Анжелина заметила в окне дома Жана Мессена. С перекошенным от ярости лицом он прижимал к себе тельце ребенка.
– Боже! Несчастный! – прошептала Анжелина. – Давай, Бланка, рысью!
Кобыла резво покинула пределы фермы. Свежий утренний воздух ласкал лицо Анжелины. Она с наслаждением вдыхала стойкий аромат сирени, росшей по обочинам дороги.
– Все закончилось! Наконец-то закончилась эта ужасная ночь! – твердила Анжелина.
Пять месяцев прошло с Рождества, на которое Жерсанда де Беснак, благодетельница Анжелины, подарила ей коляску и кобылу испанской породы. Престарелая дама, все еще очаровательная женщина семидесяти лет, исповедующая протестантство, всегда поступала осознанно.
– Ты не можешь ходить по окрестностям Сен-Лизье пешком, мое дорогое дитя. Ты выиграешь время, если будешь ездить на коляске, – заявила старая дама, прекращая тем самым бурные возражения своей протеже.
Несмотря на все преимущества такого способа передвижения, Анжелина часто ловила осуждающие взгляды родственников женщин, к которым она приезжала принимать роды. За ее спиной перешептывались, хмурили брови, порой относились к ней недоверчиво. Накануне, едва она въехала во двор Мессенов, хозяин дома громко заметил:
– Посмотрите на эту особу! Воображает, что она доктор. А ведь я послал за ней телегу!
Это стало для Анжелины больным местом, как говорил ее отец. Обычно
