что-то кольнуло меня в сердце. Мне больно было разочаровываться. Но именно эта красота теперь и пугала меня.
– Ни одного дня больше не останусь я здесь; меня душит эта атмосфера и пугают эти люди! – воскликнул я громко и стал в волнении ходить по комнате.
В эту минуту из-за дверей до моего слуха долетел шелест платья и шепот женских голосов. Я подумал, что это вернулась моя госпожа. Дверь отворилась, и в комнату вошла сеньора, но это не была Амаранта.
Эта женщина с умным и оживленным лицом подошла ко мне и с удивлением спросила:
– А Амаранта?
– Ее нет, – резко ответил я.
– Разве она не скоро вернется? – спросила она с недоумением, так как, очевидно, ожидала застать здесь мою госпожу.
– Этого я не могу вам сказать, хотя, кажется… Да, теперь я припоминаю, она скоро вернется, – ответил я в крайне дурном расположении духа.
Сеньора села, не говоря ни слова. Я также сел и опустил голову на руки. Моя нелюбезность не должна показаться странной читателю, потому что в ту минуту я глубоко ненавидел всех придворных и твердо решился уйти от Амаранты.
Сеньора, подождав несколько времени, горделиво спросила меня:
– Ты знаешь, где Амаранта?
– Я уже сказал, что нет, – ответил я с необыкновенной развязностью. – С какой стати буду я вмешиваться в то, что меня не касается?
– Ступай и найди ее, – сказала она, менее удивленная моим поведением, чем я этого ожидал.
– Я вовсе не желаю никого отыскивать. У меня только одно желание – уйти домой.
Я просто не помнил себя от негодования и гнева, этим только и можно объяснить мои резкие ответы.
– Разве ты не слуга Амаранты?
– И да, и нет… Потому что…
– Она обыкновенно не выходит в эти часы. Найди ее и попроси немедленно прийти сюда, – с беспокойством произнесла она.
– Я уже сказал, что я не хочу идти и не пойду, потому что я не слуга графини, – ответил я ей. – Я отправляюсь домой, в Мадрид. Вам надо поговорить с моей госпожой? Ну, так поищите ее во дворце. Вы думаете, я какой-нибудь сыщик, что ли?
Сеньора, очевидно, была возмущена моей невежливостью. Она была так удивлена подобным разговором, что встала с намерением позвонить. В эту минуту я в первый раз взглянул на нее внимательно.
Она была скорее стара, чем молода; как я потом узнал, ей было сорок восемь лет, но на вид, благодаря изящной прическе и костюму, гораздо меньше. Среднего роста и худощавая, она имела величественную и в то же время грациозную походку. Ее лицо не было особенно интересно, но оживлялось красивыми, быстрыми, черными глазами; углы рта уже опустились, как у пожилых женщин, но открывали два ряда белых, правильных зубов. Красивее всего были белые, тонкие руки, уцелевшие, как доказательство былой красоты. В одежде не видно было особенной роскоши.
Как я уже сказал, она встала, чтоб позвонить, но она не успела
