что не удалось определить, кто из вас вышел первым. К тому же вы были настолько похожи во всем, что казалось несправедливостью – а то и дурным знамением – возвысить одного и умалить другого. Поэтому ваш отец решил нарушить традицию и не называть Луцием никого. Он обратился за советом ко мне. Мы постановили наречь одного из вас Кезоном в честь знаменитого предка из рода Фабиев – человека, который, если моя теория верна, носил амулет около четырехсот лет тому назад.
– А как насчет моего имени? – спросил Тит.
– Тебя назвали в честь моего наставника, великого ученого Тита Ливия. Вы, разумеется, читали его историю Рима? Неужели нет? Даже о древних Пинариях? – Клавдий покачал головой. – Я уверен, что когда-то дал вашему отцу списки.
– Наверное, они есть среди книг, которые мы привезли из Александрии, – предположил Тит.
– Хотел бы я знать, брался ли за них Луций. Впрочем, ни он, ни его родитель не испытывали особого интереса к прошлому. Однако человек должен чтить предков. А иначе как бы мы пришли в мир и как существовали?
– Я предпочитаю жить ради будущего, – с отсутствующим видом заметил Кезон, ощупывая висящий на шейной цепочке фасинум.
– А я предпочитаю ценить настоящее! – рассмеялся Тит. – Но если говорить о будущем: скоро ли мы удостоимся чести встретиться с императором? Хотим поблагодарить его лично – не только за дозволение вернуться, но и за очищение доброго имени отца. Полностью восстановленные в правах как граждане и патриции, когда-нибудь мы даже сможем влиться в коллегию авгуров.
– Как порадуется тень вашего отца! – воскликнул Клавдий. – Конечно, я буду горд надзирать за вашим учением и рекомендовать к приему в коллегию либо одного из в-вас, либо обоих.
Кезон скривился:
– Стать авгуром мечтает Тит, но не я.
– Я привез из Александрии старые отцовские трабею и литуус, – сообщил Тит. – Но как насчет встречи с императором?
Клавдий отвел взгляд:
– Да, конечно, если император призовет вас на аудиенцию, придется пойти. Но у Калигулы так много дел и он великодушен к столь многим своим подданным, что, вполне возможно, н-напрочь позабудет о конкретном проявлении щедрости, и тогда лучше, возможно, ему не напоминать. На самом д-д-деле, правильнее всего вообще не привлекать к себе внимания.
Тит сдвинул брови:
– Что ты хочешь сказать, дядя Клавдий?
– Как бы получше выразиться? Изгнание – проклятье, но оно м-м-может быть и благословением. Да, ваш отец скорбел, оказавшись так далеко от любимого города, но ему повезло избежать террора, который устроил здесь Сеян, и повседневных жестокостей Тиберия. Далее: когда Тиберию наследовал мой племянник, возникло впечатление о заре новой эры, настало время надежд и обновленной уверенности. Я страстно желал, чтобы Луций вернулся. Он тоже. В-в-возможно, слишком страстно. П-п-пожалуй, нам следовало умерить оптимизм и
