штаб полка я прикатил в открытой коляске, сияя новеньким мундиром. За мной следовали мои лошади и повозка с имуществом. К несчастью, Кардиган не увидел моего въезда, но, по всей видимости, ему все передали, так что когда я предстал перед ним в его канцелярии, он пребывал в прекрасном расположении духа.
– Ну-ну, – произнес он, пожав мне руку. – Вот и мистер Фвэшмен. Рад видеть, сэр. Добро пожавовать в повк. Недурная выправка, а, Джонс? – обратился он к стоящему рядом офицеру. – Истинное удововьствие вицезреть справного офицера. Какой у вас рост, мистер Фвэшмен?
– Шесть футов, сэр, – ответил я, что было достаточно точно.
– Ну-ну. И сковько вы весите, сэр?
Точно я не знал, но высказал предположение, что где-то двенадцать с половиной стоунов.
– Тяжевоват двя вёгкого драгуна, – заявил он, качая головой. – Но это не так страшно. У вас отвичная фигура, мистер Фвэшмен, да и выправка прекрасная. Несите свужбу хорошо, и мы отвично сработаемся. В каких краях вы охотивись?
– В Лестершире, милорд.
– Вучше и быть не может, – воскликнул он. – А, Джонс? Очень хорошо, мистер Фвэшмен, буду рад снова видеть вас. Ну-ну.
Могу сказать, что за всю мою жизнь никто не был так чертовски обходителен со мной, за исключением подхалимов вроде Спидиката, которые не в счет. Лорд произвел на меня прекрасное впечатление, правда, я не догадывался, что видел его в добрый час. В таком настроении Кардиган выглядел и вел себя довольно обворожительно. Выше меня, прямой, как пика, он был очень худым, непропорционально даже своим рукам. Хотя ему едва перевалило за сорок, у него уже появилась большая лысина, зато сохранились густая шевелюра за ушами и роскошные бакенбарды. У него был крючковатый нос, а синие глаза, выпуклые и немигающие, смотрели на окружающий мир с безмятежностью, свойственной знати, гордящейся, что даже самый далекий из их предков, и тот родился аристократом. Это был взгляд, за который любой выскочка готов отдать полжизни, взор избалованного дитя фортуны, беспрекословно уверенного в своей правоте и в том, что этот мир создан исключительно для его удовольствия. Взгляд, который в баранью дугу сворачивает подчиненных и служит поводом для революций. Этот его взгляд я увидел тогда, и он оставался неизменным все время нашего знакомства, даже во время переклички на Кадык-Койских высотах, когда гробовое молчание в ответ на названные имена засвидетельствовало потерю более чем пятисот из его подчиненных[14]. «Тут нет моей вины», – заявил Кардиган тогда, и он не просто верил, что это так, а твердо знал.
Не успел закончиться день, как мне пришлось увидеть его в ином расположении духа, но, по счастью, не я стал объектом его гнева, даже скорее наоборот.
Дежурный офицер, молоденький капитан по имени Рейнольдс, с дочерна загорелым из-за службы в Индии лицом, провел меня по лагерю[15]. С профессиональной точки зрения он был хорошим солдатом,
Речь идет об атаке Легкой бригады Кардигана в битве при Балаклаве.
Капитан Джон Рейнольдс, излюбленная мишень для нападок Кардигана, оказался в центре облетевшего все газеты «Дела черной бутылки» (май 1840 г.). Кардиган арестовал Рейнольдса и требовал подать рапорт об отставке из-за подозрения, что во время приема гостей в офицерской столовой именно Рейнольдс заказал мозельское вино в темной бутылке, похожей на пивную, хотя пиво в офицерской столовой запрещено, а вино, согласно этикету, должно было подаваться в графине.
