был небольшой и опять же, как правило, самым точным определением оказывалось капитанское – сказывалась большая морская практика.
На четвертые сутки морской бог решил, что довольно потрепал моряков, ветер стал стихать, волны успокоились, и команда вздохнула свободно. Но эта свобода продолжалась совсем недолго: прозвучала команда «аврал» и все опять ринулась на постановку парусов.
Шхуну все еще покачивало, брызги волн падали на палубу, обдавая моряков с головы до ног мелким дождем, но после жестокого шторма настроение у всех поднялось и они с энтузиазмом накинулись на постановку парусов.
За штормовые дни бушприт покрылся мокрой солевой корочкой, и передвигаться по нему было скользко, но Виктор, подхватив страховочный пояс, пулей пролетел двенадцатиметровое расстояние. Закрепив страховочный пояс, и практически повиснув над морской пучиной, он стал расправлять и крепить первый кливер, который сначала весело затрепетал на ветру, но через несколько минут его обтянули, он наполнился ветром и пришел в рабочее состояние. Второй кливер чуть позади, ставил напарник Виктора – Манохин. Все это время они «в раскоряку» балансировали на скользком бушприте в десятке метров от носовой части шхуны, временами висели на страховочных поясах над все еще бушующими волнами. Мышцы рук ныли от непосильного напряжения и когда они оказались на палубе, то почувствовали себя как в раю: не надо было балансировать на рее и бояться, что сорвешься в воду.
Покончив с кливерами, Виктор с напарником поставили и закрепили более крупный парус – стаксель, находящийся за кливерами, и, опять балансируя на скользком бушприте, вернулись на бак шхуны помогать ставить паруса на остальных мачтах.
В море не бывает так, чтобы после сильного шторма сразу все успокоилось – нужно время, чтобы стих ветер и волны перестали бить в борт судна. Однако ждать, когда ветер стихнет окончательно, и море успокоится нерационально – ведь надо идти вперед, поэтому, несмотря на все еще довольно крепкий ветер и высокие волны, капитан решил ставить паруса.
Чтобы уменьшить парусность, он решил не ставить трисели – верхние паруса на мачтах, а ограничиться основными парусами. Площадь парусов, например, бри-фока на фок-мачте, была около 120 квадратных метров, и управляться с ним было весьма трудно, так как ветер надувал парусину и вырывал ниралы и шкоты из рук моряков. В таких случаях на помощь закрепленным за мачтой матросам приходила остальная команда и восемь, а то и десять пар рук с трудом поднимали парус.
Наконец, с постановкой парусов было покончено, экипаж, мокрый, но довольный, покинул палубу, а матросы по штатному расписанию заступили на вахту. И опять им пришлось напрягать мышцы, удерживая колесо штурвала, которое норовило вырваться из рук после каждого удара волны в перо руля.
На пятые сутки море почти успокоилось, ветер стих и сразу забылось, что недавно их донимал шторм и что не представлялось возможным даже
