Чудаковы семейно дружили с Лотманами, но когда семиотика оказалась опальной наукой и запахло жареным, Саша Чудаков[50] моментально отошел в сторону. Мариэтта Чудакова[51] – всегда остававшаяся близким другом Лотманов – стала защищать мужа, прося Ю.М. не думать о Саше плохо. Ю.М. выслушал ее объяснения и сказал, что «разумеется, не думает о нем плохо, потому что обязан теперь не думать плохо». Подоплека была та, что Саша, работавший в Институте мировой литературы в Москве, стал официозным и думать о нем плохо было бы небезопасно. Сказано это было, конечно, с большой иронией.
Ю.М. терпеливо возился со студентами и аспирантами, отдавая им время, силы, знания. Будучи человеком в принципе толерантным, он прощал им многие грехи. Но зазнаек и невежд не выносил. 1978-м годом датирую его рассказ об одном студенте-философе из Киева. Тот в письме спрашивал у Лотмана, кто такой Якобсон[52], кто такая Фрейденберг[53] (студент только что купил сборник ее статей) и что происходило в Ленинградском университете в 50-е годы. Он якобы ничего этого не знает, потому что сам-де родился только в 50-е годы. По неписаным правилам научного этикета того времени любому студенту, претендующему на научную серьезность, задавать вопросы, обличающие невежественность, весьма не к лицу – сперва надо образовать себя.
Ю.М. собирался ответить незадачливому «незнайке», что поскольку Наполеон родился в XVIII веке, то, вероятно, студентфилософ о Наполеоне тоже никогда не слышал. А мне заметил: «Такому наши сборники просто вредны».
Вообще же Ю.М. считал своим долгом отвечать на все письма, а если при его фантастической занятости (за свою жизнь он написал более 800 работ, а лекций и семинаров бывало по 22 часа в неделю) ему это не всегда удавалось, он себя укорял[54]. Однажды долго не отвечал на письмо одного молодого человека, а когда наконец ответил, то получил сообщение, что адресат умер. Ю.М. повесил известие о смерти как «memento mori» в своем кабинете себе в назидание. Есть воспоминания сестер Ю.М. о том, как любили, как уважали его фронтовые друзья. Добавлю к этому то, что сама наблюдала: его трепетное отношение к оставшимся в живых после войны фронтовикам, хоть и были они совсем простыми людьми. Юра очень дорожил дружбой с двумя фронтовыми своими товарищами. Об одном из них (имени его я, к сожалению, не запомнила) доносились слухи, что он пьет, опустился и т. д. А тот вдруг совершенно неожиданно, как снег на голову, свалился вместе с женой к Юре в Тарту, и оказалось, что ничего подобного с ним и не происходило, что контакт его с Юрой полностью сохранился. Другой, теперь уже тоже покойный, Николай, жил на Украине в Кировоградской области, в деревне Верблюжка. Они с Юрой все годы тепло переписывались. Но Юра, не желая огорчать друга, простого колхозника, тем, что он уже профессор и прочее, не сообщал ему об этом. А тот узнал и написал Юре гневное письмо, обвиняя профессора в зазнайстве. Юра жаловался мне, что нет спокойного времени сесть и написать Коле письмо, объяснив свои побуждения. И вот в 1979 году Юра специально решил поехать в Верблюжку повидать
Александр Павлович Чудаков – литературовед, специалист по Чехову, писатель.
Мариэтта Омаровна Чудакова – историк литературы советского периода, писательница, общественный деятель.
Роман Осипович Якобсон – лингвист и литературовед, один из крупнейших лингвистов XX века. Участник и исследователь русского авангарда. Автор трудов по общей теории языка, фонологии, морфологии, грамматике, русскому языку, русской литературе, поэтике, славистике, психолингвистике, семиотике и многим другим областям гуманитарного знания.
Ольга Михайловна Фрейденберг – филолог-классик, культуролог, фольклорист.
Эпистолярный фонд Тартуского архива Ю.М. Лотмана насчитывает более 2 тысяч единиц хранения, что составляет около 17 300 оригинальных писем. См.: Т.Д. Кузовкина. Архив Юрия Михайловича Лотмана // Studia Litteraria PolonoSlavica, 5.Warszawa, 2000. S. 477–490.
