микрофона такими легко процарапать насквозь.
Но поразило меня не это. Ну невысокий, ну жилистый и сильный, мало ли подобных. Кожа хорошая тоже встречается, некоторым с природными данными везет…
– У нас глаза одинаковые, – сказала я тихо, отведя с его лица рыжие пряди.
Он резко дернул головой вбок – то ли в знак согласия, то ли уходя от контакта – и рефлекторно опустил ресницы.
– Угу.
Удивляться было чему. Цвет моих глаз, как и большинство ярких черт и особенностей, являлся исключительно заслугой мамы, опытного биокинетика пятой ступени. Я редко болела, у меня отсутствовали врожденные пороки и сколько-нибудь серьезные проблемы с кожей или волосами – как и у Нэсс с братьями, собственно. Но после троих светленьких детишек подряд мама поддалась моде на все восточное, решила побаловаться с моими данными и запрограммировала гладкие черные волосы… и синие глаза, очень темные, настолько, что оттенок можно было различить только на ярком свету.
Но я-то продукт биокинеза. А Тейт? У него это… естественное?
Спросить он не позволил. Подался вперед с нечеловеческой резвостью, сгреб меня в охапку, сдавил едва ли не до хруста костей – и вдруг лизнул в щеку, затем в другую и быстро прикусил голую ключицу.
У меня сердце чуть сквозь ребра не выскочило. Концентрация слетела, сверхчувства умолкли. Я медленно сдвинула ноги, скрещивая щиколотки, замкнула энергетический контур, вышла на третью ступень эмпатии и заново развернула купол.
От рыжего – никакой агрессии. Зато сильное чувство вины, любопытство, симпатия, вполне понятное влечение ко мне… и беспомощная злость. На кого-то другого.
Оттуда, со второго слоя сознания, до которого я не добралась.
– Ты чего, Тейт?
Он, кажется, улыбнулся и честно ответил:
– Пытаюсь сойти за дикаря. Вдруг прокатит и мне что-нибудь обломится?
Я хихикнула против воли. «Прокатит», «обломится»… Образы шикарные. Чувствую, когда немного подучу язык, речь Тейта расцветет невиданным богатством оттенков.
– Не обломится.
Точно не сейчас, когда у меня от стресса ум за разум заходит, ужасно хочется наплевать на три правила Эрнана и положиться на сильного и вроде бы доброго чужака.
– Жаль. – От рыжего повеяло разочарованием.
А мне вдруг стало смешно. И я задала вопрос, который долго уже витал на границе сознания:
– Слушай, а сколько тебе лет?
– Двадцать! А тебе?
– Двадцать четыре. Но мне тут еще одна мысль в голову пришла. А представления о времени у нас совпадают?
Он с любопытством отодвинулся, снова заглядывая мне в лицо, и мы углубились в подсчеты, сверяя часы. Я даже задействовала первую ступень конструирования и моделирования, чтобы создать визуальную таблицу с условными кружочками и палочками вместо цифр. На Тейта эти спецэффекты особого впечатления
