согласилась с этим.
Говорили о том, что нужно будет потребовать от Бирона всевозможные разъяснения, нужно будет нарядить следствие и так далее.
Затем Миних объявил, что все близкие к Бирону люди тоже уже схвачены: Бестужев-Рюмин, братья Бирона, Карл и Густав, и генерал Бисмарк.
– А что жена Бестужева? – спросила Анна Леопольдовна.
– О Бестужевых пускай вам доложат мои адъютанты, – отвечал Миних. – Я посылал их, по желанию вашего высочества, и господин Манштейн вот только что вернулся.
– Госпожа Бестужева, – сказал Кенигфельс, – была в ужасном отчаянии, когда я к ней приехал. Я спросил ее, хочет ли она следовать за своим мужем, она отвечала, что хочет, но так плачет, в таком отчаянии… Я всячески уговаривал ее, уверял, что ничего дурного не будет ее мужу.
– Ну, это хорошо! Там выяснится, будет ли ему дурно или нет, – заметил Миних. – А сам Бестужев как? – обратился он к Манштейну.
– Я сказал ему, – ответил Манштейн, – что ее высочество приказала послать его в ссылку недалеко. Он стал просить меня, нельзя ли ему видеться с вашим сиятельством, но я сказал, что никак это невозможно, потому что вы очень заняты. Тогда он даже заплакал. «Попросите, – говорит, – фельдмаршала, чтобы он меня не оставил, а помнил то, что и сам он состоит в дирекции Божией, как сам видит это из моей судьбы: вчера я был кабинетным министром, а теперь арестант!..»
– Конечно, ужасно, когда происходят такие перемены с людьми, – заметила Анна Леопольдовна, – но ведь кто же виноват? Нельзя же нам награждать врагов наших, избавлять их от должного наказания! Только, во всяком случае, господа, – обратилась она ко всем присутствовавшим, – я не намерена начинать жестокостями. Я хочу, чтобы дело Бирона и его сторонников разбиралось без всякого пристрастия и им была бы оказана возможная милость, и я надеюсь, что вы в этом согласны со мною?
– Да, слишком много было жестокостей, слишком много казней и пыток, нужно, чтобы Россия отдохнула от всего этого! – совершенно невольно и не обдумывая, какое впечатление произведут ее слова, проговорила цесаревна Елизавета.
– Конечно, да! Я с вами согласна, сестрица, – горячо ответила ей Анна Леопольдовна.
Наконец, все начали расходиться.
У каждого было много дела, нужно было созывать Синод, министерство, генералитет.
На следующее утро городу было объявлено о совершившемся. Всюду читали манифест, подписанный синодом, министерством и генералитетом.
В манифесте, от имени императора Иоанна III, объявлялось, что «хотя по предписанию императрицы Анны регентом был назначен герцог курляндский, но ему велено было свое регентство вести по государственным правам, конституциям и прежним преданиям и уставам и особливо велено не токмо о дражайшем здравии и воспитании нашем попечение иметь, но и к родителям нашим и ко всей императорской фамилии почтение оказывать. Но вместо должного того исполнения он дерзнул не токмо
