квартиры?
Такая непосредственность застала Томаса врасплох. Он пожал плечами:
– Потому что нашего «мы» больше нет.
– Извините, что я спросила, – сказала она, покраснев.
– Не надо извиняться. Нам хорошо тут жилось. Это замечательный квартал. Точно оазис в центре города.
В этот момент, будто по заказу, заиграл карильон на церкви Спасителя.
Женщина снова повернулась к окну и окинула взглядом вал с голыми деревьями и наполненный водой ров за ними:
– Мне кажется, отсюда хорошо любоваться сменой времен года, можно погулять на валу.
– Еще бы!
Она вдруг напомнила ему Еву, как та стояла на этом месте, такая нежная и стройная, освещенная льющимся в окно солнцем. Ему вдруг захотелось подойти, обнять ее за талию, прижать к себе и приникнуть к ее душистым волосам.
В эту минуту к ним присоединились Кьель и молодой человек. По выражению лица последнего нельзя было сказать, чтобы экскурсия по квартире повлияла на него в положительную сторону.
– Ну как, дорогая? Пойдем, пожалуй?
Женщина обернулась к нему с улыбкой:
– Мне понравилась эта квартира, Хенрик. Лучше не бывает.
– Но дорогая! Не кажется ли тебе, что нам бы…
Она приподняла головку и, поглядев на него свысока, сказала:
– Здесь нам будет очень хорошо.
– All right, раз лучше не бывает, – ответил он, кусая губы. – Но ведь все-таки, если…
– Хорошая новость. Не так ли, Томас? – нервно заулыбался Кьель.
Тот посмотрел на молодого человека, который по-прежнему не вызывал у него симпатий, и перспектива уступить ему свою квартиру тоже не радовала.
– Возможно, – холодно отозвался Томас и, обращаясь к женщине с мальчиком, закончил: – Я уверен, что вам будет здесь хорошо. Желаю удачи с будущей покупкой.
Через десять минут Томас остался в квартире один в обществе Мёффе, еще не вполне осознав, что она продана. Можно было не сомневаться, что Кьель в срочном порядке оформит сделку, не только ради заслуженного заработка, но в неменьшей степени ради того, чтобы избавиться от необходимости встречаться с таким хозяином, как Томас Раунсхольт. Он обвел глазами светлую комнату с покрытыми толстым слоем пыли скудными остатками мебели. Дыхание вырывалось у него изо рта туманным облачком. Он чувствовал себя здесь точно в мавзолее – мавзолее, в котором похоронена Ева. Он был совершенно уверен, что для молодой супружеской пары эта квартира станет уютным гнездышком, – это ему сказали улыбающиеся глаза молодой женщины. Невидящий взгляд Томаса устремился на дубовые половицы перед диваном. Когда-то тут стоял стеклянный столик, пока не рухнул под тяжестью тела Евы. Здесь он обнаружил ее убитой, с головой, проломленной забравшимся в квартиру домушником. Темное пятно, оставшееся от ее крови, снова проступило перед глазами. Сколько он ни тер половицы, эта картина так и не изгладилась из памяти, хотя после смерти Евы прошло уже два с лишним года.
– Идем,
