экипажа по многочисленным описаниям и фотографиям я сразу обратил внимание на колоритную усатую внешность морского волка с короткой звучной фамилией Шмаль.
Вежливо представляюсь:
– Новый старший механик – Глеб Аркадьевич Говорков. Прислан вместо заболевшего. А вы, простите, кто?
Криво усмехнувшись, мужик передразнивает:
– Простите! Скажите, какие мы интеллигенты!.. С пассажирских, что ли, к нам перекинули?
– Да, из Казани. А вы, судя по всему, боцман?
– Угадал – он самый…
Говорит он хрипло и порой непонятно – с каким-то шипением, присвистом. Приблизительно такие звуки издавала знаменитая голова профессора Доуэля. Приходится наблюдать за его артикуляцией, чтобы разобрать смысл некоторых слов или фраз.
– Ладно, – бросает Шмаль через плечо, – недосуг мне с тобой…
«Волк» исчезает за металлической дверцей, а я дивлюсь здешнему народу и продолжаю спуск в «преисподнюю», как иногда называют машинное отделение. Даже сейчас, когда работает лишь вспомогательный дизель-генератор, обеспечивающий судно электроэнергией, слышится приличный гул. И чем ниже я спускаюсь, тем громче он становится.
На уровне ватерлинии из-под ног брызнула здоровая крыса. От неожиданности едва не оступаюсь.
– Мля! Откуда вы на новой посудине?
Впрочем, крысы – обязательный атрибут любого корабля: и старого, и нового; и военного, и гражданского. Бороться с ними бесполезно – об этом мне рассказывал еще отец. Если не перелезут с берега по швартовым, то будут десантированы в трюм с продуктами или с другим сухим грузом. В основном обитают на нижних палубах, где потемнее, погрязнее и побезлюднее; но иногда голодное любопытство гонит наверх.
Нашел. Вот она – заветная дверца. За свежевыкрашенным металлом слышится бас вспомогательного движка. Взявшись за длинную ручку, медлю, оглядываюсь по сторонам и ощущаю беспокойство. Через секунду догадываюсь о природе его происхождения: подсознательный дискомфорт появляется оттого, что нахожусь метра на два ниже ватерлинии. И это при пустых трюмах! Случись где большая дырка, и…
Ухмыляюсь своим опасениям: значит, под пулями и осколками бегать не страшно, а утопнуть боязно?
Вхожу в машинное отделение и лицом к лицу сталкиваюсь с высоким парнем в замасленной тельняшке.
– О! Вы наш новый стармех? – расплывается он в широченной улыбке и стаскивает с головы заглушки, спасающие уши от здешнего грохота.
– Верно. А ты моторист?
– Точно.
– Тогда давай знакомиться, – протягиваю руку, – Глеб Аркадьевич Говорков.
– Ряба, – подставляет он для рукопожатия относительно чистое запястье. – То есть Юрий. Юрий Афанасьевич.
Кисть его правой руки не только перепачкана маслом, но и основательно обезображена шрамами от ожога.
– А почему Ряба?
