гуще темноты, что ее окружала. Она была плотнее, точно перемещалась с места на место и, кажется, пододвигалась к девочке.
– Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный… Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный… – теперь уже тихо, почти шепотом повторяла Алиса, когда поняла, что за спиной у нее и в самом деле кто-то есть.
Она пока не видела лица, оно было за тем световым пятном, которое очертило беснующееся пламя свечи. Но отчетливо проступили достаточно широкие плечи. Угадывала высокий рост мужчины, который…
– Нет!!! – закричала она истошно, когда ее нареченный вдруг вынырнул из темной завесы, на какое-то мгновение мазнув отражением своего лица по зеркалу. – Нет!!! Этого не может быть!..
Глава 2
– Лидия! Прекрати вводить меня в грех в канун светлого праздника!
Анастасия Соколова смотрела на нее с изматывающим душу спокойствием. Лиду просто убивала эта удивительная соколовская способность всегда и во всем сохранять спокойствие. С давних школьных лет, когда их дружба еще пребывала в робком зачатке, и до нынешнего двадцатитрехлетия, когда отношения окрепли и стали незыблемыми, Настя несла на своем челе печать непробиваемости. В душе ее могли бушевать вулканы, ее могли искушать демоны, сердце ее могло съеживаться от боли, лицо же всегда оставалось спокойным. Редко кто мог угадать, что Соколова расстроена. Мало кому доводилось разглядеть в ее глазах слезы. Всегда ровна, всегда поразительно сдержанна.
– Я не в блуд тебя ввожу! – возмутилась Лида.
– Не в блуд, а в грех, – поправила Соколова, схватив со стола две головки чеснока. – И прекрати возмущаться.
– А что мне делать?! Что?!
Настя подбросила в руке одну головку чеснока, следом послала вторую и с поразительно безмятежной улыбкой принялась жонглировать.
– Соколова! – возмущенно ахнула Лида. – Вот если бы я тебя не знала, наверняка подумала бы, что ты идиотка!
– Но ты же меня знаешь, – спокойно пожала плечами Соколова и, поочередно поймав головки, послала их в раковину. – Знаешь и то, что глупостей я не насоветую. А потому должна меня слушаться. Иначе…
– Иначе что?
– Иначе весь век будешь сидеть в девках, – фыркнула Настя, полоснув по больному.
Лида очень боялась остаться не замужем. От перспективы одинокой зрелости, а затем и старости ее передергивало и мутило. Когда она видела изъеденный молью бирюзовый берет и скрюченные артритом пальцы, удерживающие на поводке единственную подружку в старости – болонку, ей хотелось плакать.
– Я не хочу так, Соколова!!! – ныла она, дрыгая шикарными длинными ногами. – Я не хочу разводить к старости кошек, собак и разговаривать с утра до ночи с канарейкой!
– А чего ты хочешь? – терпеливо отзывалась верная подруга, меланхолично помешивая, к примеру, манную кашу в алюминиевой кастрюльке.
Сама-то она замуж не спешила. И в том, чтобы разводить собак и кошек, не видела ничего
