толстыми кусками чёрный хлеб. Дед наливал стопку водки, выпивал, кряхтел, брал кусок чёрного хлеба и долго его жевал, не притрагиваясь к горячему супу. Думал, молчал.
– Савва Владимирыч, суп простыл, – говорил голосом бабы Люды Володька. Дед возвращался к жизни, улыбался какой-то детской улыбкой, быстро съедал первое и салат. И опять молчал, но, наливая в бокалы чай, вдруг сказал:
– Я договорился с чернобыльским санаторием, нам выделили медсестру-сиделку… С ней будет полегче за бабушкой смотреть. И придёт она с минуты на минуту. Давай-ка, приберём немного в комнатах?
***
Урну с прахом бабы Люды дед разместил в местном колумбарии: как всякий военный он столько ездил по стране, что нигде не оставил родового гнезда. Умирала она в беспамятстве, никого не узнавала. Володя стоял рядом с дедом у кровати, в голове почему-то крутилась одна дурацкая рифма: «Люда – блюда…» Ещё запомнился священник из кладбищенской церкви, который накануне простудился, сипел, кашлял и чихал беспрерывно. Мама на похороны не приехала: у неё был нервный срыв, её срочно вывозили на родину, боялись, конечно, за девочку, но всё обошлось.
Владимира допустили к маме и сестрёнке только через две недели после родов. Всё это время он жил с дедушкой, приглядывал за ним, учился в школе и даже не отстал ни по одному предмету. А всё потому, что за час до сна они пробегали с дедом каждый предмет в сжатой форме, как конспект. Письменные задания Володька успевал сделать на «продлёнке». Ужинали в санатории. Классно! Ничего готовить не надо: дед платил какие-то деньги и, на тебе, пожалуйста, всё на столе. Если дед забирал Володьку с продлёнки, то и обедали там же, с отдыхающими.
…С утра дед брился, мылся, утюжил мундир, чистил ботинки и успевал давать ценные советы Владимиру, как лучше выбивать нос и мыть уши. Они проверили масло в «Волге», заправили бак бензином из канистры, присели на дорожку на ступеньках веранды.
– Дедушка! Ты звёздочки потерял на одном погоне! Ха-ха-ха, – смеётся внук, увидев, что дед из генерал-полковника превратился просто в золотопогонника.
– Боже мой, старею… Это я их так почистил, – ворчал дед.
Их ждали в семье родителей мамы к торжественному обеду. Володя волновался: ну, во-первых, давно не видел маму, хотя особо и не скучал, как сказала тётя Ира, отвык от родительницы. Потом, он увидит свою сестрёнку, которую в честь соседнего государства назвали Злата. В третьих, мама поправилась от нервного срыва. А главное, дед «ждал какой-то подлости». Он не раз пытался поговорить об этом с Владимиром, но каждый раз останавливался, не договорив чего-то самого важного.
Все жали руку деду, выражали искреннее соболезнование по поводу кончины бабы Люды. Потом набрасывались на Владимира, будто он жил с дедом за тридевять земель, на другом конце света. «Делов-то: всего лишь на даче, – думал мальчик, – в сорока километрах от города». Повели в детскую комнату, где прямо на разобранном диване, а не в кроватке, лежало маленькое узкоглазое существо с чёрными волосиками и вздёрнутым
