в копилке?
– Истрачена два дня назад, когда тебе взбрендило угостить всех завтраком в «Моей Бургундии».
– Но это же был свадебный завтрак! И у меня возникло непреодолимое желание хоть как-то отдать должное Парижу. – Он на секунду задумался. – А деньги в кармане моих синих панталон?
– Истрачены вчера вечером.
Он похлопал руками по карманам, но не обнаружил ничего, кроме мешочка с табаком. Вид у него был настолько обескураженный, что я с трудом сдержала смех.
– Мужайся, Эдуард. Все наладится. Если хочешь, я могу сходить и очень мило попросить твоих друзей расплатиться по долгам. Тебе вообще не придется ничего делать. Они не смогут отказать женщине.
– И тогда мы уедем?
– И тогда мы уедем. – Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – А сейчас мы пойдем и купим какой-нибудь еды.
– Сомневаюсь, что мне кусок в горло полезет, – проворчал он. – Разговоры о деньгах вызывают у меня несварение желудка.
– Эдуард, ты точно захочешь есть.
– Не вижу смысла делать это прямо сейчас. Наш lune de miel, по идее, должен продолжаться целый месяц. Месяц любви! Я поинтересовался у одной своей светской покровительницы, она знает все о таких вещах. Уверен, у меня где-то завалялись деньги… Ой, погоди, а вот и Лаура! Лаура, иди сюда, познакомься с моей женой Софи!
За те три недели, что я пробыла миссис Эдуард Лефевр, а если честно, уже несколько месяцев до того, я успела понять, что по своим масштабам долги моего мужа намного превосходят его талант художника. Эдуард был щедрейшим из мужчин, хотя и не имел финансовых возможностей для подобной щедрости. Его картины хорошо продавались, что вызывало естественную зависть у его товарищей из Академии Матисса, но он никогда не трудился требовать за свои работы таких тривиальных вещей, как наличные деньги, довольствуясь взамен постоянно увеличивающейся пачкой долговых обязательств. И если господа Дюшан, Берси и Стиглер могли позволить себе украсить стены его утонченной живописью и к тому же набить животы вкусной едой, то Эдуарду приходилось неделями перебиваться хлебом с сыром и паштетом.
Я пришла в ужас, обнаружив плачевное состояние его финансов. Причем отнюдь не из‑за нехватки у него средств – когда я познакомилась с Эдуардом, то сразу поняла, что ему не суждено разбогатеть, – а скорее из‑за того пренебрежения, с которым к нему, похоже, относились его так называемые друзья. Они обещали вернуть деньги, но то были пустые посулы. Они пили его вино, пользовались его гостеприимством, но практически ничего не давали взамен. Эдуард был именно тем, кто заказывал напитки для всех, еду для дам, – одним словом, обеспечивал хорошее времяпрепровождение для всех, но, когда приносили счет, его собутыльники, словно по мановению волшебной палочки, исчезали.
– Дружба для меня дороже денег, – обычно говорил он, когда я изучала его счета.
– Твои чувства заслуживают восхищения, любимый. Но, к сожалению, дружбу на хлеб не намажешь.
– Я женился
