лесбиянка? – спросила я Дин тоном, которым спрашивают «у тебя волосы крашеные?». Она задумалась, завертела кисточки на халате и ответила:
– Мне нравятся женщины, – голосом, определяющим ее в третью категорию.
– С кем ты живешь в Нью-Йорке? – осторожно поинтересовалась я.
– У меня есть собака, замечательная колли. Ее зовут Дружба, сейчас она в собачей гостинице. Я имею всяких партнерш… и партнеров. У меня есть проблемы: связь с эмигрантами – это как резервация. А с американцами легко провести ночь, но трудно прожить даже неделю.
– У тебя собака нормальная? А то я читала, что вы там в Америке домашних животных под наркозом истязаете, – сказала я, чтоб перевести тему.
– У меня нормальная. Многие собакам оперируют связки, чтоб громко не лаяли. А котам под наркозом вынимают когти, говорят, от этого у них летит печень. У моей знакомой, кстати, сотрудницы Дома свободы…
– Что такое Дом свободы? – Название показалось мне коммерческим.
– Такая организация. Была создана во времена «холодной войны», теперь перепрофилировалась на третий мир. Что-то среднее между консервативными и либеральными правозащитными организациями. Они каждый год делают карту свободы, показывая страны, где абсолютно свободно, где абсолютно несвободно и все оттенки цветов между этими стадиями. Так вот, у этой моей знакомой кот. Он кастрирован, раскормлен, у него удалены когти и выпали зубы. Безумное создание, которое бродит по дому без всякой цели и всякого смысла, как игрушечный плюшевый мишка. Никогда не был на улице и ест только искусственную еду. Такой артефакт, а не кот, – невесело усмехнулась Дин.
– Я бы твою подружку из Дома свободы судила.
– Мне тоже не кажется правильным так обращаться с животным, но Америка потому и отмечена на карте другим цветом, чем Советский Союз, что там судят не те, у кого другое мнение, а настоящий суд, – процедила сквозь зубы Дин.
Тут зазвонил телефон, и мать голосом, намекающим на то, что «хорошие дочки звонят каждый день сами, а некоторым сукам должны звонить матери», спросила:
– Как успехи?
– Отлично.
– От девочек какие-нибудь новости есть?
– Никаких.
– Валера звонил?
– Нет.
– Понятно, – что подразумевало «где-нибудь там с бабой на пляже».
– Что тебе понятно? – как всегда, поддалась я на провокацию.
– Понятно, что не звонил, остальное тебе понятно и самой.
– Мне понятно, что не звонил, – злобно ответила я.
– Ты не одна? – Нюх у нее был феноменальный.
– Не одна.
– А кто у тебя?
– Ты не знаешь. – Мне совсем не хотелось кормить ее новостями.
– Ты не хочешь говорить, кто у тебя? – На старости лет мать, мало занимавшаяся мной в течение всей жизни, истерически
